Старик прочел на красной бумажке название пункта назначения:
— Чикаго-бис. — И добавил: — А что — Бис все еще существует?
— В следующем году люди надеются наконец взорвать перемычку озера Мичиган и заполнить его водой воронку, где раньше был старый Чикаго. А вокруг кратера более или менее наладилась жизнь, есть даже железнодорожная ветка. Раз в месяц на запад ходит поезд. Когда вы покинете нас, больше уже не останавливайтесь, будьте все время в пути и забудьте, что встречались с нами. Я дам вам небольшой список людей, похожих на нас. Через некоторое время после прибытия навестите их там, в глуши. Только, ради бога, в пути держите рот на замке. А вот это…
Хозяин вручил старику желтую карточку.
— Мой знакомый дантист. Он вставит вам зубы.
Все уже были в сборе, и время было позднее, и хозяин с женой заперли дверь и стали около нее и глядели по сторонам и ждали тех самых последних секунд, когда старику можно будет начать.
Старик встал.
В комнате сделалось очень тихо.
В полночь ржавый поезд, дребезжа и скрежеща, подошел к усыпанной только что выпавшим снегом станции. Под беспорядочной сумятицей снежинок толпа оборванных, грязноватых людей подхватила старика и внесла его в старый вагон с жесткими сиденьями, протащила по коридору и зашвырнула в пустое купе, которое когда-то было туалетом. Скоро пол купе стал одной общей постелью, на которой ерзали, ворочались и толкали друг друга шестнадцать человек, пытающихся забыться сном.
Поезд мчался в белую пустоту.
“Старик, мысли, тихо, заткнись, нет, не болтай, ничего, нет, затихни, думай, осторожно, замри! Пойми, что ты сейчас всего лишь игрушка судьбы — тебя швыряет туда, бросает сюда, несет куда-то — как трясет и толкает этот поезд, в котором сидишь, скорчившись, подпирая спиной стенку. В этом ужасном купе, среди этого жуткого сна, не спишь только ты, да еще один, другой. Направо, в нескольких футах от тебя, прислонился к стене восьмилетний мальчик, и нездоровая бледность постепенно сходит с его щек. Он бодрствует, глаза его блестят, он, кажется, наблюдает, да, он наблюдает за тобой, следит за твоими губами. Он глядит, поскольку должен глядеть. Поезд гудит, ревет, качается, стонет и мчится”.
Полчаса пролетели в утомительном грохоте и перестуке колес, и губы старика ни разу не шевельнулись, как будто были забиты гвоздями. Еще час. Он ни разу не открыл рта. Еще час, и мышцы вокруг губ и на щеках расслабились. Еще через час ему пришлось открыть рот, чтобы облизать пересохшие губы. Мальчик смотрел. Мальчик ждал. Поезд снежной лавиной рвался вперед, вдребезги разбивая неисчислимые завалы тишины в стылом воздухе окружающего пространства. Пассажиры глубоко погрузились в беззвучный кошмар, в цепенящие пучины сна, каждый сам по себе, но мальчик не отводил глаз, и наконец старик мягко подался вперед:
— Тсс. Мальчик, тебя как зовут?
— Джозеф.
Поезд качался и стонал во сне — чудовище, продирающееся сквозь безвременную тьму навстречу заре, которую невозможно было представить.
— Джозеф… — старик попробовал на вкус имя, потянулся вперед, глаза его молодо заблестели. На его лицо лег отблеск какой-то бледной красоты. Его глаза расширились, так что стали похожи на глаза слепого. Он сейчас видел далекие и скрытые вещи. Он прокашлялся.
— Кха-кха…
Поезд ревел, описывая гигантскую дугу. Люди покачивались в своих снежных снах.
— Ну что же, Джозеф, — прошептал старик. Он медленно поднял вверх правую руку. — Слушай. Однажды, давным-давно…
Рэй Дуглас Брэдбери
Человек, которого ждали
Капитан Харт стоял у люка ракеты.
— Почему они не идут? — спросил он.
— Кто знает? — сказал лейтенант Мартин.
— Что это за место, по крайней мере? — капитан раскурил сигарету. Спичку он бросил прямо на сверкающий луг. Трава загорелась.
Мартин шевельнулся, намереваясь затоптать пламя.
— Отставить, — приказал капитан Харт. — Пусть горит. Может быть, хоть тогда эти невежественные идиоты соизволят прийти и посмотреть, что тут происходит.
Мартин пожал плечами и вернул ногу в исходное положение. Огонь стал беспрепятственно распространяться. Капитан Харт посмотрел на часы.
— Уже битый час как мы торчим здесь после посадки и что же? Где духовые оркестры и комиссии по встрече? Где горожане, спешащие пожать нам руки? Никого! Мы мчимся миллионы миль сквозь пространство в космических безднах, а милые граждане какого-то дурацкого городка на богом забытой планете игнорируют нас!
Он постучал пальцем по циферблату и фыркнул.
— Ну ладно, я даю им еще пять минут, а затем…
— И что затем? — невинно спросил Мартин, глядя на трясущуюся нижнюю челюсть капитана.
— Мы снова подымемся в воздух и полетаем над их треклятым городом, да так полетаем, что чертям тошно станет.
Его голос стал поспокойнее.
— Как вы полагаете, Мартин, может быть, они просто не заметили, как мы садились?
— Они нас видели. Глядели вверх, когда мы пролетали над их головами.
— Тогда почему же ни одного из них нет на поле? Испугались? Попрятались?
Мартин покачал головой.
— Нет. Возьмите бинокль, сэр. Сами посмотрите. В городе полно людей. Они не напуганы. Они, гм… кажется, им просто безразлично, сэр.
Капитан Харт поднес бинокль к своим усталым глазам. Мартин смотрел в его лицо, было достаточно времени, чтобы прочесть в рисунке морщинок и складок раздражение, усталость, нервозность. Харт выглядел миллионнолетним стариком, он никогда не спал, почти ничего не ел и беспрестанно понукал себя — дальше, дальше… Теперь его губы, пересохшие и потрескавшиеся, но решительные, шевелились под нависшим биноклем.
— В самом деле, Мартин, я не понимаю, чего мы суетимся. Мы строим ракеты, проходим через все испытания, пересекая пространство, отыскиваем их. И что получаем? Полное пренебрежение. Посмотрите на этих идиотов, таскающихся туда-сюда. Неужели они не сознают, какой это важный и великий момент? Первый космический корабль опустился на их провинциальную планетишку. Или, может, это у них каждый день случается? Может, они просто пресытились?
Мартин этого не знал.
Капитан Харт устало вернул ему бинокль.
— Зачем мы это делаем, Мартин? Я имею в виду наши космические полеты. Всегда куда-то мчимся. Всегда чего-то ищем. Всегда в напряжении, ни секунды покоя.
— Может быть, как раз и ищем тишины и покоя. Уж на Земле-то этого точно нет, — ответил Мартин.
— Да, там этого нет, — задумчиво произнес капитан, глядя на затухающий огонь. — Со времен Дарвина — не так ли? С тех самых времен, когда мы вышвырнули за борт все, чему до этого поклонялись и чему верили. Божественное Провидение и все такое. Может, именно поэтому мы и стремимся к звездам, а, Мартин? Ищем, стало быть, свои собственные потерянные души. Не так ли? Стараемся перебраться с нашей грешной планеты на какую-нибудь получше?
— Возможно, сэр. Мы ведь действительно что-то ищем.