— Дарби, это Гэвин Вереек. С вами все в порядке?
Она села на кровать.
— Как вы узнали номер?
— У нас есть способы. Послушайте…
— Подождите, Гэвин. Минутку. Дайте подумать. Кредитная карточка, правильно?
— Да. Кредитная карточка. Бумажный след. Это ФБР, Дарби. У нас есть способы. Это не трудно.
— Тогда они тоже смогут сделать это.
— Полагаю. Останавливайтесь в маленьких гостиницах и расплачивайтесь наличными.
В желудке у нее что-то сжалось, и ей пришлось вытянуться на кровати. «Всего-навсего. Совсем не трудно. Бумажный след. Он мог привести к моей смерти».
— Дарби, вы слушаете?
— Да. — Она посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та закрыта на цепочку. — Да, я слушаю.
— Вы в надежном месте?
— Думаю, да.
— У меня есть кое-что. Завтра в три часа в университетском городке состоится панихида, а затем будут похороны на городском кладбище. Я говорил с его братом. Он просит, чтобы я прошел за гробом. Сегодня вечером я буду в Новом Орлеане. Я считаю, что нам надо встретиться.
— Зачем нам встречаться?
— Вы должны доверять мне, Дарби. Ваша жизнь сейчас находится в опасности. Вы должны слушать меня.
— Что решили у вас?
— Что вы имеете в виду? — спросил после паузы Гэвин.
— Что сказал директор?
— Я не разговаривал с ним.
— Я думаю, что вы, скажем так, его адвокат. В чем дело, Гэвин?
— Мы не предпринимаем никаких действий в настоящий момент.
— А что вы имеете в виду под этим, Гэвин? Расскажите мне.
— Для этого нам и нужно встретиться. Я не хочу делать это по телефону.
— Телефон работает отлично, и это все, что вам надо в данный момент. Поэтому давайте закончим с этим, Гэвин.
— Почему вы не хотите поверить мне? — Его голос звучал обиженно.
— О’кей, я вешаю трубку. Мне не нравится это. Если вам известно, где я нахожусь, тогда, может быть, кто-то уже поджидает меня в холле.
— Это чушь, Дарби. Подумайте своей головой. Я узнал ваш телефон всего час назад, и первое, что я сделал, — это позвонил вам. Мы на вашей стороне, я клянусь.
Она задумалась: «В этом есть смысл, но они нашли меня так легко».
— Я слушаю. Вы не говорили с директором, но ФБР не предпринимает никаких действий. Почему?
— Я точно не знаю. Он вчера принял решение прекратить расследование по делу о пеликанах и дал соответствующие указания. Это все, что я могу сказать.
— Это не много. Он знает о Томасе? Он знает, что я должна умереть, потому что написала это, и что через сорок восемь часов после того, как он отдал это вам, своему старому дружку по юридической школе, они, черт знает кто такие, попытались убить нас обоих? Он знает все это, Гэвин?
— Я не думаю.
— Это означает «нет», не так ли?
— Да, это означает «нет».
— О’кей, послушайте меня. Считаете ли вы, что причиной его убийства стало дело о пеликанах?
— Вероятно.
— Это означает «да», не так ли?
— Да.
— Благодарю. Если причиной убийства Томаса стало дело, тогда мы знаем, кто убийцы. И если нам известны убийцы Томаса, тогда мы знаем, кто убил Розенберга и Джейнсена. Правильно?
Вереек заколебался.
— Скажите просто «да», черт возьми! — резко бросила Дарби.
— Я бы сказал «возможно».
— Отлично. «Возможно» означает «да» у адвокатов. Я знаю, это все, что вы можете сказать. Это очень даже возможно, тем не менее вы говорите, что ФБР решило пренебречь моим маленьким подозрением.
— Успокойтесь, Дарби. Давайте встретимся сегодня вечером и обговорим это. Я могу спасти вам жизнь.
Она аккуратно положила трубку и прошла в ванную. Почистила зубы, причесала то, что осталось от ее волос, затем бросила туалетные принадлежности и смену белья в новый полотняный мешок. Надела парку, кепку, солнечные очки и тихо прикрыла за собой дверь. В холле никого не было. Она поднялась двумя пролетами выше, на семнадцатый этаж, затем спустилась на лифте до десятого, а затем с небрежным видом прошла десять пролетов вниз и оказалась в вестибюле. Рядом с лестницей находилась дверь в женский туалет, которым она не замедлила воспользоваться. Вестибюль показался ей безлюдным. Она прошла в кабинку, заперла дверь и выждала некоторое время.
Утро пятницы во Французском квартале. Воздух был свеж и чист, без запахов пищи и греха. Восемь утра — слишком рано для пробуждения. Она прошла несколько кварталов, чтобы проветрить голову и наметить план на день. На улице Думэйн, возле Джэксон-сквер, она набрела на кофейню, которую видела прежде. Кофейня была почти пуста и имела в глубине телефон-автомат. Она сама налила себе крепкий кофе и села за столик у телефона. Отсюда она сможет позвонить.
Вереек подошел к телефону менее чем через минуту.
— Слушаю, — сказал он.
— Где вы остановитесь сегодня на ночь? — спросила она, наблюдая за входом.
— В «Хилтоне», у реки.
— Я знаю, где он находится. Я позвоню поздно вечером или рано утром. Не пытайтесь вновь меня выследить. Теперь я плачу наличными. Никаких карточек.
— Умница, Дарби. Не сидите на месте.
— Меня может не быть в живых, когда вы приедете сюда.
— Этого не может быть. Вы найдете «Вашингтон пост» где-нибудь?
— Зачем?
— Быстренько найдите. Утреннюю. Великолепная статейка о Розенберге и Джейнсене и о том, кто мог это сделать.
— Мне не терпится прочитать. Я позвоню позднее.
В первом газетном киоске «Пост» не было. Обходными путями она пошла на Канал, запутывая следы и проверяя, нет ли хвоста. Сначала по Сент-Энн, затем мимо антикварных магазинов на Ройял, мимо видавших виды баров по обеим сторонам Бьенвилль и, наконец, к французскому рынку на Декатур и Норт- Петерз. Походка была быстрая, но небрежная. Она шла с деловым видом, обшаривая глазами все темные закоулки. Если они преследовали ее, прячась где-то за углами, то делали это совсем незаметно.
Она купила «Пост» и «Таймс» у уличного торговца и нашла столик в свободном углу «Кафе-дю- Мон».
На первой полосе со ссылкой на конфиденциальный источник была помещена статья о Камеле и его неожиданной причастности к убийствам. В молодости, говорилось в ней, он убивал по идейным мотивам, а теперь он делал это просто за деньги. За большие деньги, рассуждал отставной сотрудник разведки, который разрешил цитировать свои слова, но, конечно же, не называя имени. Фотографии были смазанными и нечеткими, но зловещими в своем сочетании. Они могли не относиться к одному и тому же человеку. Но в таком случае, замечал специалист, следует считать, что последние десять лет его никто не
