мысли: насколько обезоруживают собеседника вовремя принесенные извинения. Мало кто из тех, кто собрался выяснять отношения, способен броситься в бой после простых слов: «Прошу прощения. Мне стыдно».
— Ну что ж, это благородный поступок, — сказал Рой Струд. — Не так много найдется людей, способных мужественно признать свои ошибки. Но, как мне кажется, конгрессмен пока не знает, почему вы недовольны нашим решением и что привело вас сюда.
— А то, что вы поставили нас в двусмысленное положение в нашем городе, — ответила Клаудия. — Обвинения висят в воздухе, но не подкреплены ничем конкретным.
— Что-что? Прошу прощения, я что-то не совсем вас понимаю.
— Она хочет сказать, что мы не объявили, что допустили ошибку по отношению к их университету, — решительно ответил Леглинд. — Но этого не может сказать никто, потому что до заслушивания показаний свидетелей дело так и не дошло. Да и не дойдет, если только вы этого не хотите. По крайней мере нам так сказали. Так что если вы приехали из-за этого, то, выходит, зря.
— Не думаю. Мы приехали, чтобы поговорить с вами о церемонии торжественного открытия Института генной инженерии. — Гарт видел, как неприязненно дрогнули у Клаудии уголки губ, когда она повторила то, о чем раньше говорила с Сабриной, самыми яркими красками расписывая предстоящее событие, имеющее общенациональное и международное значение, рассказывая о богатых доброхотах, включая Билли Конера, подаривших крупные суммы, о приглашенных на торжества ораторах, среди которых лауреаты Нобелевской премии и политические деятели мира. Клаудия протянула Леглинду лист бумаги со списком участников.
— Пока этот список держится в тайне, но мы захватили с собой один экземпляр, потому что вы, разумеется, входите в число приглашенных.
Выдержав паузу, она напомнила им обоим о призыве Леглинда к началу расследования по поводу пустой траты денег на создание института.
— Как же мы можем включать вас в группу сторонников, которым публично выражаем свою признательность? В этом случае нас обвинили бы в попытке подкупить вас. Всем известна ваша глубокая обеспокоенность положением дел в науке, и, хотя институт, разумеется, входит в число лидеров в области научных исследований и преподавательской работы, мы не можем оставить ваши публичные высказывания без внимания. Конечно, — продолжала она, — опровержение, сделанное сейчас, когда до назначенной на май торжественной церемонии открытия остается еще почти десять месяцев, скорее всего, прозвучит несколько странно. Но это уже от нас не зависит. Мы приехали к вам, господин конгрессмен, надеясь, что вы поможете нам разрешить эту проблему.
Леглинд осторожно, почти благоговейно взял перечень с именами приглашенных, держа его в вытянутой руке. Струд подал ему очки для чтения. Леглинд перечитал перечень несколько раз от начала до конца.
— Рой, — наконец произнес он, — вы не предложили нашим гостям кофе.
Номер «Чикаго трибюн» за 20 августа лежал на видном месте на рабочем столе Сабрины. Она заканчивала последнюю серию чертежей для «Дома Конера». Прошло уже дней десять с тех пор, как на первой полосе было опубликовано заявление Оливера Леглинда, но Сабрина во время работы время от времени поглядывала на газету.
«Каждый из нас — сторонников демократии — считает своим долгом изучать и проверять поступающую информацию. И если в результате выясняется, что тот или иной факт не соответствует действительности, то в целях защиты доброго имени и профессиональной репутации заинтересованных лиц мы должны не медля признать свои ошибки. Именно так обстояло недавно дело со Среднезападным университетом и Институтом генной инженерии. Институт — один из лидеров в области научных исследований и преподавательской работы. На следующий год намечено открытие института как самостоятельного заведения. Нет сомнения, что в ближайшем будущем институт станет маяком, указывающим путь ученым и всему человечеству. Но в комитете по науке, космосу и технике появились сведения, ставящие под сомнение финансовые аспекты деятельности института, а также целесообразность расходования университетом субсидий правительства. Комитет пренебрег бы своим долгом, если бы не провел расследование по поводу поступивших заявлений. В результате проверки члены комитета пришли к выводу, что институт, возглавляемый профессором Гартом Андерсеном, — пример для других учебных заведений, а расходование правительственных субсидий Среднезападным университетом может быть подтверждено документально. В нашей великой стране многое делается не так, как следует, и наш долг — выявлять и искоренять эти случаи. Но в то же самое время мы должны приветствовать все, достойное похвалы, и стремиться к тому, чтобы…»
Сабрина повернулась к продолговатому столу с образцами тканей ковров и штор, кафельной плитки, деревянного настила для пола, водопроводных кранов, штукатурки для стен и деталей арматуры для осветительных приборов. Альбомы с техническими чертежами — эскизами, которые она когда-то впервые показала Вернону Стерну и Биллу Конеру, уже стали толще в два раза после того, как она описала убранство каждой комнаты во всех квартирах. В альбомах были листы с образцами материалов, а также указаны названия фирм-изготовителей и дилерских компаний, торговавших ими. Она только что внесла последние изменения и теперь укладывала образцы в ящики, чтобы отослать поставщикам для оформления заказа. Как специалисту, ей еще не приходилось сталкиваться с таким большим объемом работы. Заклеив клейкой лентой последний из ящиков, она почувствовала одновременно облегчение и легкое разочарование: труд окончен. А неподалеку отсюда ее дом дремал, изнемогая от палящей августовской жары. Мысленно Сабрина представила его себе, и у нее возникло такое чувство, что она словно птица на яйцах в гнезде. В доме сейчас должно быть тихо и спокойно: миссис Тиркелл взяла выходной, Пенни и Клифф отправились в гости к приятелям, Гарт уехал в Чикаго в какую-то загадочную командировку. Как предположила Пенни за завтраком, он уехал, чтобы купить маме подарок на день рождения.
— Осталось ведь всего две недели, — пояснила она, — а у нас с Клиффом подарки уже есть.
Через две недели исполнится год с тех пор, как я живу здесь. Ровно год я выдаю себя за Стефани Андерсен. За год я так привязалась к семье, что почувствовала: она моя.
Год назад у нее были две жизни, два дома, две работы. Но скоро, после подписания документов о передаче Александре прав собственности на «Амбассадорз», жизнь у нее будет только одна. Дом на Кэдогансквер по-прежнему принадлежал Сабрине, но друзья Александры согласились купить его. Скорее всего это произойдет в декабре. Тогда и дом у меня будет один, подумала Сабрина: один дом, одна семья, одна работа. Одно-единственное дело — главное в жизни.
В лучах предзакатного солнца кружились пылинки, а свет ложился полосами на поверхность письменного стола с только что упакованными коробками. Все сделано, мелькнула у нее мысль. Сколько всего сделано за это время. Но сколько всего еще только начинается. Вот в чем своеобразие семейной жизни: никогда не знаешь заранее, что тебя ждет.
Она перенесла коробки к лестнице, чтобы водитель из Ю-Пи-Эс[31] забрал их, бросила напоследок взгляд на пустой стол и, выйдя из кабинета, легко сбежала вниз по лестнице. Не успела она войти в дом, на кухню, как зазвонил телефон.
— Стефани, это Верн Стерн. Я хотел спросить насчет образцов.
— Все в порядке. Завтра они будут у вас.
— Отлично. Я так и думал. Просто хотелось удостовериться еще раз.
— Не стоит извиняться. На вашем месте я бы сделала то же самое.
Последовала короткая пауза.
— Надеюсь, мы скоро встретимся, — сказал он. — Я буду скучать, работая без вас.
— Мне тоже очень приятно было с вами работать, и я многому у вас научилась. Я собиралась написать вам письмо и поблагодарить за все.
