встречу с Дентоном?
— Да, отказываемся, да и по большому счету ты ведь тоже на это не рассчитывала. Мы завтра тебе позвоним, после того как встретимся с ним. Скорее всего ближе к вечеру.
— Ближе к вечеру меня здесь уже не будет. Я уезжаю в Париж.
— Ах, вот как!
А что еще произойдет до этого, после того, как мы со Стефани, наконец, поговорим обо всем, чего старательно избегали эти три дня?
— Мы тоже туда собираемся, — сказала Стефани, стараясь не замечать быстрого, удивленного взгляда Сабрины. — Завтра к вечеру мы будем уже в Париже. Когда приедем, можем тебе позвонить.
— Вот и отлично. Может быть, поужинаем вместе? Только по-настоящему, а не так, как в этот раз. Я остановлюсь в «Реле Кристин». А вы?
Стефани бросила взгляд на Сабрину.
— В «Отеле», — ответила Сабрина, сжимая руки на коленях.
— Замечательно, значит, мы будем в нескольких кварталах друг от друга. Завтра вечером я вам позвоню. Впрочем, нет, завтра вечером меня встретит Антонио, а ему трудно будет примириться с тем, что вечером я могу думать о чем-либо еще, кроме него. Может быть, встретимся в субботу утром?
— Отлично, — ответила Стефани. — Мы свободны в субботу с утра до вечера.
Сабрина сидела молча.
Сделав знак официанту, Сабрина попросила принести счет.
— Послушайте, — внезапно сказала Александра, — мне хочется, чтобы вы знали, что я люблю вас обеих. Наверное, если бы я лучше знала Стефани, я бы заметила между вами разницу, но для меня вы обе сейчас воплощаете собой Сабрину, и я люблю вас. Извините, я понимаю, что это звучит как настоящее безумие, но…
— Ничего страшного, — сказала Стефани и дотронулась до руки Александры, словно ища опору, чтобы самой не упасть. — Я и сама толком не знаю, кто я.
В тот вечер, как и каждый день, ровно в полночь Сабрина позвонила домой. Там уже ждали ее звонка: Клифф сидел на диване в кухне, Пенни была в кабинете Гарта, а миссис Тиркелл стояла рядом, дожидаясь, когда Клифф передаст ей трубку, чтобы перекинуться парой слов с Сабриной.
— У тебя взволнованный голос, — сказала она, разговаривая с Клиффом. — Что-нибудь случилось?
— Ничего. — В его голосе слышались предостерегающие нотки. По-видимому, они предназначались Пенни, сидевшей у параллельного телефона в другой комнате, но Сабрина чувствовала, что они и вправду что-то задумали. У нее защемило сердце, потому что она была уверена, что они готовят ей какой-то сюрприз по ее возвращении домой, а возвращения домой ведь вполне может и не быть, все зависит от Гарта. Может быть, он покажет мне от ворот поворот, как уже было в прошлом, мелькнула у нее мысль, тем более что у него есть на это полное право. И тогда я потеряю их всех, а Пенни и Клифф будут думать, что я бросила их так же, как в декабре прошлого года.
Но если она не вернется домой, узнают ли Пенни и Клифф о том, что произошло?
Если Стефани вернется домой вместе с Гартом, узнают ли Пенни и Клифф о том, что произошло?
Бросятся ли им в глаза различия. Ведь сейчас они заметнее, чем те, которые они предпочли не видеть год назад?
Глаза у нее защипало от слез.
— Клифф, если вы решили что-то приготовить к моему приезду домой…
— Нет, — ответил он с видимым облегчением в голосе, чем вконец сбил Сабрину с толку. Интересно, что они задумали?
Она слушала, как они рассказывают о занятиях в школе, о друзьях, о конкурсе по рисованию, на который записалась Пенни, смеялась над их безобидными остротами и каламбурами, а повесив трубку, приказала себе не терзаться мыслями. Может быть, у себя в школе они мастерят для нее подарок, а тут уж она ничего не может поделать.
На следующий день, в шесть часов утра, она позвонила Гарту в гостиницу в Гааге. Сейчас там семь утра — единственное время, когда он может поговорить с ней до того, как начнутся заседания. Свернувшись калачиком в кресле гостиной и оставив Стефани в комнате для гостей, дальше по коридору, Сабрина чувствовала, что говорит приглушенным, чуть ли не напряженным голосом, взвешивая каждое слово, но не могла заставить себя говорить беззаботно и весело, хотя старалась изо всех сил.
— Пришлось много разговаривать с людьми, — сказала она в трубку, стараясь избегать откровенной лжи. — Николас собирается продавать «Блэкфордз»… да, кстати, оказывается, Александра договаривается с Брайаном насчет продажи «Амбассадорз» и заодно хочет купить «Блэкфордз». — Она говорила о Лондоне, о погоде, о том, что паковала мебель и произведения искусства в доме на Кэдоган-сквер, собираясь попозже отправить их в Эванстон, а потом добавила: — Знаешь, мне не очень хочется говорить только о себе. Лучше расскажи, чем ты там занимаешься.
По тому, как он говорил, она поняла, ибо улавливала малейшие нюансы в его тоне, что он понял — на душе у нее неспокойно. Но после того первого вечера, когда она уклончиво отвечала на его расспросы, он не стал принуждать ее. Он рассказывал об ученых, съехавшихся на конференцию, о внимании, которое привлекло его собственное выступление, о редких экскурсиях по городу, когда ему удалось выкроить время. Еще он сказал, что слышал от Клаудии: «Чикаго трибюн» начала публиковать серию статей с расследованием деятельности конгрессмена Леглинда, и там говорится также о том, как слушания в конгрессе влияют на научные исследования. Сабрина задавала достаточно много вопросов, чтобы он без конца говорил об этом и еще о многом другом более часа.
— Ну, пожалуй, хватит, — наконец, сказал он. — Все остальное может подождать. Ты ничего не рассказала мне об отеле, в котором остановилась.
— Он так и называется — «Отель» и расположен на левом берегу Сены, рядом с бульваром Сен- Жермен. А в котором часу ты приедешь?
— Утром. Примерно в половине десятого. Я приготовил тебе сюрприз. Я говорю тебе о нем сейчас, так что у тебя будет пара дней, чтобы попытаться угадать.
— И ты тоже? А то Пенни с Клиффом что-то замышляют… Гарт, что происходит?
— Они что, говорили загадками? Надо будет у них спросить. Любовь моя, потерпи до воскресенья. Я уже начал считать часы, остающиеся до нашей встречи.
— Теперь уже совсем скоро, — пробормотала Сабрина. — Ах, Гарт, я люблю тебя. Ты так много значишь для меня, для моей жизни… Извини, — поспешила сказать она и заставила себя продолжать непринужденным тоном. — Я что-то слишком расчувствовалась. Я скучаю без тебя. Я люблю тебя. Завтра позвоню тебе из Парижа.
Спустившись вниз, она увидела Стефани в кухне. На столе стояли чашки кофе с молоком и рогалики.
— Это, конечно, нельзя назвать завтраком по-американски, — задумчиво проговорила та. — Я, похоже, стала самой настоящей француженкой. Правда, странно? Знаешь, ведь на протяжении десяти месяцев я не говорила по-английски и не слышала, как говорят по-английски. А сейчас то и дело слышу какое-нибудь слово и ловлю себя на мысли, что мне страшно, потому что не знаю, что оно значит, а раньше я и думала и говорила по-французски, и это получалось само собой. Просто уму непостижимо, правда? Даже язык… и этого я лишилась. — Она машинально перебирала салфетки на столе. — Ты утром разговаривала с Гартом? Я рано поднялась и, когда спускалась вниз и проходила мимо твоей комнаты, слышала твой голос.
— Да. А вчера вечером я разговаривала с Пенни и Клиффом. У них все отлично: дел полным-полно,