Паутина

в Париже? И выпьем заодно cafe au lait!

— Но молока в чашке только половина, — поправил ее Клифф. — По-моему, это страшно скучно. Пап, а нельзя еще куда-нибудь сходить до начала выступления фокусника? Скажем, взобраться на Эйфелеву башню?

— И по ходу дела забыть все наши напасти, — пробормотал Гарт, и только Александра уловила горькие нотки, прозвучавшие в его голосе.

Клифф нахмурился.

— Что еще за напасти?

— Беспокойство, депрессия, тревоги, проблемы.

— У меня ничего этого нет. Пап, может, пойдем?

— Папа, пойдем! — порывисто поддержала его Пенни.

Схватив за руки, дети стали тянуть его за собой. После охватившего их возбуждения от встречи со Стефани, дети начали проявлять беспокойство. Гарт заметил первые признаки: Пенни и Клифф почувствовали, что творится что-то неладное. Мама хочет пойти с ними в кафе, а папа почему-то заартачился, но почему? К тому же они не поцеловались при встрече, хотя раньше всегда это делали, даже когда не расставались. Перехватив их взгляды, в которых появилась едва уловимая тревога, Гарт решил уступить. Он позволил им увлечь себя из комнаты следом за Александрой, а та еле заметно повела плечами в знак покорности судьбе и направилась за Стефани.

Обстановка гостиницы сразу бросалась в глаза: роскошная мебель и мрамор, бархатная обивка стен и изобилие антикварных предметов. Но Гарт едва обратил на это внимание: его мысли были заняты Сабриной и сюрпризом, который они приготовили вместе с детьми. Он предполагал, что сначала они вчетвером проведут два дня в Париже, затем отправят Пенни и Клиффа самолетом в Лондон. Там, в доме на Кэдоган-сквер их уже ждет не дождется миссис Тиркелл и на несколько деньков возьмет их под свою опеку. Потом она отвезет их домой, в Эванстон, а они тем временем проведут неделю вдвоем в Париже. В то время ему казалось, что лучше просто не придумаешь. Теперь же, спускаясь в обитой бархатом кабине лифта в вестибюль, а потом ступая, словно в тумане, по витой лестнице розового мрамора, он понял, что, по всей вероятности, это была худшая из всех идей, которые приходили ему в голову.

Нет, мысль была вполне правильная. Если исходить из того, что я думал…

Нет, не думал. Знал. Я знал, как у нас складываются отношения. Я их не выдумывал и не занимался самообманом просто потому, что мне так хотелось. Я взял Пенни и Клиффа с собой в Париж, потому что мы были семьей, в лучшем смысле этого слова.

Выйдя из гостиницы на улицу, он остановился, ослепленный ярким солнцем, и невольно прикрыл глаза рукой. Затем Гарт заметил в нескольких шагах поодаль обеих женщин и детей. Увидев, что его нет рядом, Александра и дети оглянулись и замедлили шаг, но Стефани продолжала идти прямо и глядя только перед собой. И, смотря на ее прямую спину, Гарт вспомнил Стефани во время их последней ссоры тринадцать месяцев назад. Как раз перед тем, как она отправилась в Китай. Он вспомнил Стефани, которая не вернулась.

Вернулась не она, а Сабрина. Сабрина, доказавшая, как глубоко она их любит.

Она не могла бы поступить так по отношению к нам. Она не смогла бы жить во лжи, делать вид, будто оплакивает сестру; делать вид, что она моя жена! Так притворяться во всем, что делало нас любовниками, друзьями, что так чудесно преобразило наш дом?

Я не могу в это поверить. Не верю.

Впрочем… волшебство и неожиданность, как говорит Александра.

Что ж, для меня все это на самом деле неожиданно.

— Папа, ну пойдем! Александра говорит, это всего в нескольких кварталах отсюда!

— Гарт. — Александра замедлила шаг, дожидаясь, пока он не подойдет поближе. — Скажите, чего вы хотите. Нам нужно придумать, как помочь Пенни и Клиффу, а то они меня уже замучили расспросами, не случилось ли чего-нибудь. К Стефани они тоже пристают с этими вопросами.

— И что она им отвечает?

— Что все в порядке, что она их любит.

Снова прикрыв глаза рукой, Гарт посмотрел на детей.

— Вы не могли бы как-нибудь намекнуть им, что мне хотелось бы остаться наедине с их… матерью? Вы один раз упомянули это в разговоре, добавьте еще что-нибудь для полноты картины. Постарайтесь, чтобы ваше объяснение прозвучало романтично, если, конечно, вы сможете приукрасить правду до такой степени, что будет невозможно отличить ее от лжи.

— Гарт, прошу вас, воздержитесь пока от выводов. И не будьте таким злым. Вы ведь не знаете всего, что произошло. Не знаете всего, что ей довелось пережить.

— Мне плевать на то, что ей довелось пережить. На свете нет ничего, что могло бы оправдать ложь, притворство…

— Погодите. — Глаза Александры широко раскрылись от изумления.

— Я же говорю не о Сабрине, а о Стефани. Вы же о ней ничего не знаете.

— И не хочу знать. С какой стати, черт побери? Вы что же думаете, после того, как она больше года где-то моталась и за все это время не удосужилась вспомнить, что семья для нее не пустой звук, я стану беспокоиться о том, что ей довелось пережить? Ах, Бога ради, простите меня, Александра, я не мог сдержаться. Если у вас еще есть желание куда-нибудь сводить Пенни и Клиффа и выдумать предлог, чтобы они не задавали лишних вопросов, я был бы вам крайне признателен.

— Я обо всем позабочусь, мне так приятно побыть вместе с ними. Мы пойдем в кафе «Маленький принц», это рядом с Сеной. Сначала нужно идти вдоль реки, а потом повернуть налево. Его нельзя не заметить. Не торопитесь, а мы тем временем с удовольствием посмотрим представление фокусника.

Гарт видел, что она догнала Пенни и Клиффа и, заговорив, вскоре вновь завладела их вниманием. Но мысли его уже переключились на другое.

Она опознала труп погибшей. Сама присутствовала на похоронах от начала и до конца. Если она не притворялась, то как все это могло произойти?

Кого же мы похоронили в тот день?

Они всегда были так близки — Сабрина и Стефани, в некоторых отношениях — близки настолько, что в этой близости было что-то таинственное. Так ли хорошо он их знал? На самом ли деле он стал частью жизни Сабрины, или это самообман? Он наслаждался жизнью в течение прошедшего года, принимая желаемое за действительное? Ведь в те первые три месяца, что Гарт с Сабриной прожили вместе, он уверил себя, что рядом с ним — Стефани?

Нет, черт побери! Она любит меня так же, как я ее. Я знаю это. Знаю. В некоторых вещах нельзя притвориться.

Однажды ему пришлось столкнуться с тем, как к нему возвращается ощущение реальности, в то время как мир, казалось, сошел с ума. Это было в прошлом году на Рождество, после того, как он выгнал Сабрину из дома, и она улетела в Лондон. Сидя поздним вечером один в пустом доме, он вспоминал: «Связи распались, основа на держит…».[40] Теперь, идя вдоль Сены солнечным октябрьским днем, он всей душой стремился обрести основу, надежную основу для жизни, полной взаимного доверия.

Он слышал, как Александра перешла на французский, выговаривая для них одну фразу за другой, а дети, нахмурясь от напряжения, стали их повторять. Но они то и дело оглядывались и продолжали хмуриться, но уже потому, что Стефани с Гартом идут не рядом, а поодаль друг от друга — она впереди, а он чуть сзади. Ускорив шаг, он нагнал ее.

— Нам надо поговорить. Александра позаботится о Пенни и Клиффе.

— Только не сейчас. Давай попозже, пожалуйста, только не сейчас. — Стефани стала смотреть по сторонам, заглядывая в крошечные ателье и магазинчики, словно ища укромный уголок, где можно было бы спрятаться. Она не могла сейчас заставить себя говорить с Гартом. Он думает, что она Сабрина, а она не знает, как Сабрина ведет себя с ним; она не имела ни малейшего представления, как они ведут себя друг с другом.

Мне нужно просто забрать детей. Мне просто хочется быть с ними и знать, что все в порядке.