— Постой, ты ошибаешься. — Ее охватило непередаваемое облегчение. Он все знает. Ей ни о чем не нужно ему рассказывать. — Сабрина не…
— Ошибаюсь? Выходит, это не ты сделала так, что все считали тебя мертвой? Не ты жила другой жизнью весь прошлый год? А Сабрина, значит, не повеселилась, одурачив меня, пойдя на очередной обман, кстати на редкость удачный? В течение последних двух недель она каждый вечер звонила мне и все время лгала, рассказывая о том, что делает и с кем проводит время. — От гнева голос его задрожал. — Ложь… Господи, как вы обе в ней преуспели! А теперь тебе понадобилось что-то еще, и ты решила «воскреснуть». Год назад ты хотела уйти из семьи, и в конце концов ушла. Ты сделала, черт побери, все, что хотела, а теперь тебе, значит, понадобилось что-то еще. Ну и что же? Если ты хотя бы на секунду подумала отнять у меня детей…
— Отпусти руку! Мне больно!
— У тебя нет права говорить о боли. — Остановившись у железной ограды, тянувшейся вдоль берега Сены, он, придержав, заставил ее встать перед собой и снова принялся вглядываться в ее лицо. Как две капли воды похожа на Сабрину. Невероятно, подумал он; даже сейчас ее вполне можно принять за Сабрину. И все же было в ней что-то такое, что говорило, что это Стефани, женщина, которую он не любит, женщина, которую должен презирать за все, что она сделала.
Она попыталась вновь высвободить пальцы.
— У меня и в мыслях не было причинять тебе боль. Мне просто хотелось вырваться на свободу, начать новую жизнь… Я не была счастлива… ты знал это!.. но мне хотелось вырваться всего на несколько дней. Мне казалось, через неделю я вернусь обратно, и мы снова попытаемся наладить наши отношения. У меня и в мыслях не было причинять тебе боль!
— Для этого ты выбрала довольно своеобразный способ. — Он чуть разжал руку, которой держал ее за локоть. — Но тебя никто ни к чему не принуждал. Ты сама выбрала свой путь в жизни, сама прошла его, и теперь все кончено. А если ты вернулась, чтобы забрать Пенни и Клиффа, то забудь об этом. Они останутся со мной. Не знаю, чем ты занималась в течение года, так же как не знаю, с кем ты их провела, но за все это время ты не удосужилась ни позвонить, ни написать своим детям, а если говорить обо мне… или, пожалуй, о судье, если уж на то пошло… то это автоматически лишает тебя всех прав на них. Ты меня слушаешь? Смотри на меня, черт побери! Сейчас они для меня дороже всего на свете, и я постараюсь сделать так, чтобы они ни о чем не узнали: ни ты, ни Сабрина ничего им не скажете. Господи, какие вы все-таки сучки — взяли и решили поиграть с детьми, которые любили вас и во всем на вас полагались…
— Гарт, хватит, хватит… послушай меня! Она не знала, что я осталась в живых. Она не играла ни с Пенни, ни с Клиффом, ни с тобой. Она любит тебя. Она ужас что пережила, заставляя себя каждый вечер лгать тебе, но она сделала это ради меня, потому что я попросила ее об этом. Я не могла заставить себя встретиться с тобой или с детьми лицом к лицу. Я не знала, что мне делать, вот и попросила ее хотя бы на какое-то время… а потом нам еще нужно было выяснить, кто нас преследует… о, Господи, все это так запутанно. Я не могу тебе всего объяснить.
— Она не знала, что ты осталась в живых?
— Нет. Господи, она же считала, что похоронила меня!
Помимо воли, его захлестнула безудержная радость. Она не знала. Он почти не слышал, что еще говорила ему Стефани… их вроде бы кто-то преследует?.. сейчас он понимал лишь то, что она не лгала ему, не притворялась его женой, его любимой…
Но спустя мгновение, глядя мимо Стефани на людей, прогуливающихся под высокими каштанами, на прозрачную и пятнистую в лучах солнца тень под кронами деревьев, он задумался. Почему нужно этому верить? Все это слишком просто. Им обеим лишний раз солгать ничего не стоит.
— Она до самого вечера просидела у гроба.
— Да, я знаю. Мы говорили об этом и, по-моему, поняли, как все было на самом деле. Тут все смешалось: и время, что я провела в Лондоне, а потом во Франции, и… Гарт? — Она посмотрела на него, пытаясь по выражению глаз догадаться, о чем он думает. Ей показалось, что их взгляд смягчился; он, казалось, уже слушал ее, взвешивал сказанное ею, и она вспомнила, как он всегда не торопясь повторял про себя то, что слышал, чтобы затем сопоставить с тем, что уже знал, и проанализировать. Настоящий ученый, подумала Стефани, сожалея, что раньше никогда толком не пыталась его понять.
— Я могла бы рассказать тебе обо всем от начала и до конца, но на это ушло бы столько времени… к тому же надо, чтобы Сабрина помогла мне все рассказать.
— Где она?
— Не знаю. Она была в спальне.
— Все то время, что мы там были?
— Да.
— Дверь в спальню была закрыта, да? Неужели она не услышала нас?
— Я почти уверена… что слышала. Я совсем забыла, что она там. Дети, шок при твоем появлении… Мне и в голову не пришло… Но она сама тебе расскажет… мы сами тебе обо всем расскажем, если ты только согласишься нас выслушать. Гарт, поверь мне. Она ничего не знала. Она думала, что меня нет в живых, и она влюбилась в тебя. Она любит тебя.
Он испытующе посмотрел на нее.
— Как ты думаешь, с какой стати я должен тебе верить?
— Ты же ученый. Ты должен уметь отличить правду от лжи.
У него вырвался смешок.
— Ученые зачастую тоже остаются в дураках.
— Но к тебе это не относится. Сабрина как-то сказала, что тебя не назовешь дураком, но мы в самом деле тебя обманули. Вот она и пыталась вернуть меня. Она была встревожена тем, что мы с ней натворили. По-моему, она тогда и полюбила тебя, хотя, конечно, ни за что бы мне не сказала. Но мне нужно было время, нужна была эта поездка… — Она внезапно задрожала всем телом. — …и она подарила это мне. — Голос у нее сделался тише, и Гарт наклонился к ней всем телом, чтобы лучше слышать. — Она всегда так делала. Всю жизнь она делает все, что в ее силах, чтобы я была счастлива. Вот я и привыкла рассчитывать на нее. Мне так и не удалось стать такой же сильной, как она. Я никогда не верила в свои силы так, как верит она. Я никогда не была такой свободной, как она, ни в своих мечтах, ни в выборе друзей, ни в работе, ни в чем-либо еще. Поэтому я ей и завидовала. Вот я ее и… испытывала. А она не возражала, потому что любит меня.
Они стояли на дорожке, вымощенной камнем, под раскидистым каштаном. Вдали, на противоположном берегу Сены высилась серая каменная громада Лувра. Сейчас он казался почти черным на фоне безоблачного неба.
— Пойдем, — отрывисто произнес Гарт, взяв ее за локоть, развернул, и быстрым шагом они направились обратно, желая поскорее пройти несколько кварталов до гостиницы. Не проронив ни слова, они вошли в кабину лифта, поднялись на верхний этаж, по-прежнему не говоря ни слова, подошли к двери и остановились.
Стефани нерешительно подняла руку, собираясь постучать, но Гарт, стоявший сзади, вытянул руку и повернул ручку двери. Та открылась, и они вошли.
Сложив руки на коленях, Сабрина сидела в кресле на террасе. Она перешла туда из спальни, и это было единственное, что она сделала с утра. При звуке отворившейся двери она подняла голову и встретилась взглядом с Гартом. Вместо радостного возбуждения от встречи после двухнедельной разлуки в этом ее долгом взгляде читалось сомнение, гнев, еле сдерживаемая неприязнь, извинение и все же — такое неудержимое влечение к нему, что даже Стефани не могла этого не заметить.
Сабрина встала с места.
— А где Пенни и Клифф?
— Пошли в кафе вместе с Александрой, — ответила Стефани. — Вместе с фокусником она их развлекает. — Словно опасаясь передумать, она подбежала к Сабрине и порывисто обняла ее. — Сколько всего свалилось на нас в последнее время! Как тебе, наверное, было больно, когда ты слышала наши голоса, а потом мы все ушли. Прости меня за это, но я не могла остаться здесь наедине с… то есть, я хочу сказать, мне было страшно. Все произошло так быстро и неожиданно, что у меня просто не было времени
