— Почему? Ведь от спида умирают люди.
— А из-за ревматического полиартрита миллионы людей… как и моя мать, остаются калеками. Я обещал ей, что вернусь в Китай только после того, как найду средство вылечить от этой болезни ее и многих других.
— Это было бы равносильно революции в медицине, — сказал Гарт. — В этой области знаний колоссальная конкуренция, здесь передовой край научных исследований. Каким образом гены человека управляют иммунной системой? Лу занимается сейчас этой проблемой. Мы им очень гордимся, у него разработана отличная программа исследований, есть интересные идеи по поводу того, в чем заключается суть проблемы и как подойти к ее решению. Если эксперименты пройдут удачно, то нашему новому институту будет чем гордиться.
Сабрина заметила, как на лице Лу появилось замкнутое выражение. Он хочет, чтобы слава досталась ему одному, мелькнула у нее мысль; не науке, не институту и, конечно, не Гарту Андерсену, а Лу и никому больше. Пожалуй, он даже рассчитывает на Нобелевскую премию. А судя по тому, что говорит Гарт, может, так и выйдет.
— Но ведь другие ученые, наверное, тоже над этим работают, — сказала она, обращаясь к Гарту.
— Да, таких наберется по меньшей мере дюжина, но не думаю, чтобы они так близко подошли к решению этой проблемы, как мы. Пожалуй, наибольших успехов добились в «Фарвер лэбз», что в Сан- Франциско. Несколько недель назад я разговаривал с Биллом Фарвером, и, судя по его голосу, они так же близки к удаче, как и мы. Хотя, разумеется, у них нет Лу. Это ставит их в заведомо проигрышное положение.
У Клиффа вырвался какой-то звук — казалось, его того и гляди вырвет.
— Ах, Клифф, — вздохнула Сабрина, внезапно почувствовав жалость к нему. Встретившись взглядом с Гартом, она чуть заметно покачала головой. Она не понимала, почему он все время так преувеличивает, когда дело касается Лу. Словно ему нужно каждый раз показывать своему ученику, как все его любят, восхищаются им. Как будто нельзя один раз сказать, что он обещает вырасти в блестящего ученого, и на этом поставить точку.
Если уж ему так хочется, пусть делает это в университете, подумала она. Вовсе необязательно хвалить Лу дома, тем более в присутствии Клиффа. Мы только что говорили с ним об этом. Пожалуй, придется поговорить еще раз.
— Я хотел спросить вас, профессор, — сказал Лу, — о случаях полиморфизма внутри трещины, соединенной пептидной связью. О том, насколько различия между людьми вызваны способностью протеина, обеспечивающего тканевую совместимость, связывать различные антигены…
Они перешли на понятный им одним язык, с головой погрузились в свой мир. Улыбаясь, Сабрина наблюдала за ними, чувствуя бесконечную нежность и к Гарту, такому эмоциональному, и к Лу. Тот, пожалуй, не способен на такое проявление страстей, но тем не менее понимает, какое редкое и восхитительное ощущение это вызывает. Вот и сейчас студент слушал Гарта, не сводя с него глаз, и на его лице застыло выражение сосредоточенности. Почти что обожания, подумала Сабрина.
Она обвела взглядом стол: миссис Тиркелл во время разговора уже расстелила узорчатую скатерть, расставила подсвечники с желтыми свечами, вазы с белыми и желтыми нарциссами и провансальскую керамику ярких голубых и желтых тонов. Сабрина разыскала это много лет назад на Блошином рынке в окрестностях Парижа. Казалось, солнце засияло в самой комнате, ярко озаряя лица сидящих за столом. Сабрина вновь ощутила прилив нежности ко всем сразу: мужу, детям, миссис Тиркелл, Лу. Она с нежностью думала и о столовой с мебелью, отполированной за несколько веков до блеска и ставшей на ощупь шелковистой от прикасающихся к ней любящих рук, к дому, с его старинным комфортом, к городу, где почти все прохожие встречающиеся на улице, здороваются как знакомые.
Ах, как же все здорово, подумалось ей. Хорошего в ее жизни становилось все больше и больше. Хотя боль глубоко внутри не унималась, она все-таки становилась со временем тише, приглушеннее, давая о себе знать лишь в тишине, рано утром, когда она просыпалась и начинала тосковать о Стефани. Но в минуты, подобные этой, когда в светлой столовой за столом собиралась вся семья, у нее бывало такое ощущение, что она, словно кошечка греется на солнышке, сладко потягивается и думает: «Ах, как все славно!»
Она поразилась мысли, что в последнее время это чувство возникало все чаще. Настолько часто, что, чем бы ей ни приходилось заниматься, оно было неотступно с ней. Словно она старалась сохранить в памяти все великолепие осени, сознавая, что эти воспоминания исчезнут, как только наступит холодная зима. Впрочем, что за глупая, пустая мысль, подумала Сабрина. Я счастлива, мелькнула другая, и благодарна Богу за это счастье. Самое большое заблуждение, когда счастлив, — это принять счастье за нечто само собой разумеющееся.
Однако Гарт и Лу уже довольно долго говорили о делах. Лицо Клиффа вытянулось, Пенни вертелась на стуле.
— Нам кажется, мы здесь немного лишние, — непринужденно вставила Сабрина. — По-моему, вы слегка увлеклись.
— Не слегка, а слишком, — извиняющимся тоном произнес Гарт. — Прости. Видишь ли, я так занят новым институтом, что не остается времени на то, чтобы поговорить с Лу. Честно говоря, я практически не уделяю ему внимания. И был рад возможности наверстать упущенное. — Затем, восстановив в памяти разговор за обедом, — сначала похвалы Лу, а потом научная дискуссия, — он повернулся к Клиффу. — А вот о твоей работе мы в последнее время слышим не так часто. Чем вы сейчас занимаетесь на лабораторных занятиях?
— Ничем особенным. Скукотища!
— А мне казалось, тебе нравится.
Клифф пожал плечами, но тут же с опаской взглянул на Сабрину и втянул голову в плечи.
— Можно мне выйти из-за стола?
— Как, а десерт? — спросил Гарт. — Это во-первых. И потом, мне кажется, что когда у нас гость, было бы проявлением любезности с твоей стороны, если бы мы поужинали все вместе.
Вошла миссис Тиркелл и принялась убирать посуду со стола.
— Клифф, ты мне поможешь?
— Мне нужно остаться? — спросил Клифф, обращаясь к Сабрине.
Она кивнула.
— Я согласна с отцом.
— Черт! — пробормотал он и принялся собирать тарелки.
— Только не слишком много, — заметила миссис Тиркелл, и они отправились на кухню.
— Клифф терпеть меня не может, — сказал Лу. — Я что, чем-нибудь его обидел?
— В двенадцатилетнем возрасте так много противоречивых мыслей и чувств, — сказала Сабрина. — Разве у вас этого не было?
Он покачал головой.
— У нас нет на это времени. Всю свою энергию и внимание мы должны отдать на благо своей родины. Благодаря ей мы имеем возможность получить образование, чтобы принести пользу своему народу. Поэтому мы не имеем права тратить время впустую.
— Ну что ж, мы польщены тем, что вы нашли время прийти к нам на обед, — сказала Сабрина, которую эта тирада немного позабавила. Но тут же она устыдилась своих слов, заметив сконфуженное выражение на лице Лу.
— Для меня это очень серьезно. Мое правительство, моя семья надеются, что я принесу большую пользу своей стране, когда вернусь домой работать на благо всего Китая.
— Довольно тяжкое бремя для любого человека, тем более для юноши двадцати двух лет, — сказал Гарт. — Надеюсь, ты не считаешь, что весь Китай заклеймит тебя позором, если ты будешь учиться не так блестяще, как сейчас.
— Почему вы так думаете? И потом, вы же говорили, что меня ждет прекрасное будущее, если я буду усерден.
