Архитектор вел машину по шоссе со скоростью восемьдесят километров в час, но вечерние лиловые тени еще быстрее скользили по накатанному снегу.
Георгий Георгиевич сказал, что в санатории после ужина собираются выздоравливающие и Андрей Яковлевич рассказывает о скрипичных мастерах и скрипачах. Да еще сопровождает свою беседу музыкой — поставит в радиолу пластинку: “Послушайте, как сейчас Никколо Паганини исполнит на скрипке Джузеппе Гварнери свои “Вариации”. Внимание! Он играет на одной струне — на баске! Говорили, скрипачу помогает нечистая сила!”
— Ну, — спросил Савватеев, — как вам это нравится?
— Он все еще ведет себя странно, — ответил я. — Почему-то не хочет сдать красный портфель на хранение администрации санатория.
— Это еще ничего! — подхватил Георгий Георгиевич. — Лев Натанович рассказывал, что, пока старик был, как здесь называют, лежачим больным, он держал портфель у себя, между тюфяком и матрацем. А ключ от портфеля повесил себе вместо нательного креста на шею.
— А что бы он делал, если бы ему пришлось хранить таким образом все части “Родины” и остатки дерева?
Коллекционер расхохотался, тормозя машину, а я спросил:
— Не приходилось ли вам видеть эти части?
— Приходилось! — ответил он и тотчас же добавил: — Андрей Яковлевич сам их показывал!
— Но он же хранит их у верного человека?
— Возможно, так оно и есть!
— Кто ж этот человек?
— К сожалению, об этом история умалчивает!
— Не может ли с частями скрипки случиться то же самое, что с красным портфелем?
— Кто от этого застрахован? Но должен сказать, что из этих частей получится мало хорошего, если к ним не прикоснутся золотые руки Андрея Яковлевича.
— Значит, части, попав к другому, даже отличному скрипичному мастеру, не превратятся в редкостный инструмент?
— Нет, почему же, скрипка выйдет, но до “Родины” ей будет так же далеко, как, например, гм… гм…
— Как маляру до художника!
— Вот-вот! — воскликнул Савватеев.
— А не собирается ли Андрей Яковлевич отправить портфель к этому же верному человеку?
— Уверен, что нет! Он не станет рисковать и держать все в одном месте.
Пока мы подъезжали к Москве, я вспомнил, что Золотницкий, по моему предложению, не захотел отдать красный портфель на хранение архитектору. К тому же части “Родины” и остатки дерева спрятал у какого-то верного человека. Разве из всего этого не было ясно, что скрипичный мастер не так уж сильно доверял Савватееву?
Признаюсь, меня опять удивили двусмысленные ответы коллекционера: то он еще не может раскрыть факты, на основании которых предсказал, что красный портфель вернут мастеру; то не вправе назвать того верного человека, у которого Андрей Яковлевич хранит части “Родины”. Одним словом, что ни спросишь — сплошная загадка!
Все-таки какое же участие принимал коллекционер в похищении портфеля и особенно в доставке его на место кражи?
…На следующее утро мне позвонила по телефону Ксюша и сказала, что привезли Вовку, он третий день болен, лечит его врач из районной поликлиники, а пока улучшения нет. Она, Ксюша, — одна, и обратиться за советом не к кому.
Созвонившись со знакомым детским врачом, я через два часа привез его на квартиру Золотницких. Доктор установил, что у мальчика ангина. Он прописал полоскание, велел есть лимон с сахаром и принимать пенициллин. Взяв с врача слово, что он заедет через два дня, я проводил его, и тут Ксюша стала отводить душу:
— Не знаю, кому и жаловаться. Утром за продуктами сходить надо? А с кем мальчика оставить? — Она вздохнула и продолжала: — Люди вон ходят в клуб, в кино, а меня, как в тюрьму, посадили, и сиди! Пусть только приедут — уйду, и глаза бы мои на такое безобразие не глядели!
Я рассказал Ксюше, в каком положении находится в санатории Андрей Яковлевич, объяснил, как трудно приходится Михаилу Андреевичу и Любови Николаевне. Потом предложил Ксюше, пока я им напишу письмо, сходить в аптеку и заказать Вовке лекарство. Она сказала ленинградский адрес Золотницких, заглянула в детскую — спит ли мальчик, и собралась уходить.
— Кстати, — сказал я, — мне давно хочется выяснить одно обстоятельство. За два дня до Нового года, вечером, когда Андрею Яковлевичу стало плохо в мастерской, я звонил сюда дважды. Это было в седьмом часу. Почему никто не отвечал?
Девушка подумала и сказала:
— Сам ушел с утра покупать мальчику игрушки на елку. Сама дожидалась-дожидалась его и после обеда тоже ушла. А я повела Вовку в детский сад — вместе с ребятами украшать елку. Никого дома не было!
— И Михаил Андреевич сумел за два дня до праздника достать игрушки?
— Нет, он ничего не принес. Всё расхватали! А хозяйка где-то раздобыла две коробки, а потом у нас еще оставались разные фигурки и бусы от прошлогодней елки.
— Когда же вернулся Михаил Андреевич?
— Поздно. Я уже посуду вымыла и спать легла!
— И часто он пропадает по целым дням?
— Нет! А вот перед Новым годом случалось. Слыхала, будто что-то написал и хотел пропечатать…
Когда Ксюша ушла, я стал раздумывать над поведением скрипача. Многие ли редакции газет и журналов могут заинтересоваться темой о новом грунте для скрипки? Не было ли его хождение со своей статьей маскировкой дальнейших операций с похищенными вещами? Главное: кто сделал ему чертежи и фотографии? От этого совершенно неизвестного мне третьего человека и зависело решение моей основной задачи: существовали ли вторые фото с деки и копия табличек, остались ли они на месте или отправлены туда, куда я предполагал? Но для этого мне во что бы то ни стало нужно напасть на следы Михаила Золотницкого, ведущие к третьему лицу.
Я сел сочинять письмо молодым Золотницким. Как же можно так поступать с больным стариком, возмущался я. Неужели нельзя было выбрать три минуты и написать хотя бы открытку? Даже если это был не отец, а много лет живущий за стеной сосед? Я бранил Золотницких за то, что они оставили мальчика на попечение Ксюши. В заключение призывал именно Любу повлиять на мужа и добиться, чтобы он написал письмо отцу…
В это время Вовка проснулся, попросил попить, а потом почитать про зверей.
Я разыскал на этажерке книгу в малиновой суперобложке, полистал ее и начал читать про льва.
— Он кусачий? — спросил мальчишка.
— Да!
Я перевернул страниц пятьдесят и стал читать про серну.
— Она кусачая?
— Нет!
— Дядя, почитай сказку!
Я отыскал на этажерке сказки А.С.Пушкина, открыл книгу наугад:
