— Смотрите-ка… «Черная» касса… Незаконные выплаты… Нелегальный вывоз денег из Франции… Все это «детали», как говорит Ле Пен[27] по поводу менее драматических событий. Но люди имеют право на информацию, и только они могут судить, что важно, а что нет.
У директора была иная точка зрения.
— При условии, что мы не станем раздувать те или иные факты по нашей воле. Последствия ваших инсинуаций могли быть ужасными для уважаемой всеми семьи, переживающей траур. Если бы не это происшествие в лаборатории, которое оказалось весьма кстати в данном случае…
Эта фраза вывела Доминик из себя.
— Просто чудеса!.. Оно произошло сразу после того, как вы просмотрели пленку.
— Что вы себе позволяете!.. Я только прослушал звуковую дорожку, потому что пленка оказалась засвеченной и встал вопрос о том, чтобы послать снова бригаду для съемок. У нас нет цензуры.
— Зато есть происшествия, которые случаются, когда нужно! И некоторые лица могут быть довольны, получив передышку, чтобы сочинить свою версию относительно той роли, которую они могли сыграть в падении клуба.
Директор воздел руки к небу.
— Приехали!.. Руководящие лица всегда служат для мадемуазель Патти козлами отпущения… «Эти плешивые, эти паршивые, от которых исходит все зло…»[28]
Его руки опустились, это был жест полной безнадежности.
— Не возражайте… Лучшее тому доказательство — ваше оскорбительное отношение к мэру коммуны Вено по поводу этого несчастного карьера и нескольких участков земли…
Доминик упрямо тряхнула головой.
— Разработка карьера отравляет жизнь населению целого поселка и связана с использованием должностного положения…
Директор отпрянул назад, словно боясь заразиться.
— Я спрашиваю себя… Вы, случайно, не относитесь к анархо-троцкистам, которые хотят подорвать наши институты изнутри?
Доминик закурила под осуждающим взглядом своего собеседника.
— Если уж речь зашла об изречениях… «Кто хочет убить свою собаку, говорит, что она бешеная…» Вы напрасно стремитесь затушить скандалы. Котел все равно взорвется. Но если вернуться к футболу…
Кольцо дыма поднялось к потолку. На минуту над безупречным пробором защитника существующих порядков образовался целый ореол.
— Редакция решила поручить эту статью Барбье.
Она заметила про себя: «Потому что ты ему это приказал» — и сказала:
— Это расследование веду я и уверена, что он откажется.
В глубине души она знала, что ничего такого не произойдет. Барбье надо кормить трех малышей. В условиях, когда готовится сокращение персонала, профессиональный долг не будет слишком тяжкой обузой. И не стоило рассчитывать на профсоюзную солидарность. Она не вступала ни в одно из профсоюзных объединений.
Став вдруг вкрадчивым, директор (его склонность к зеленым оттенкам в одежде лишь усиливала сходство с рептилией, спрятавшейся за розовым кустом и готовой укусить в любой момент) предусмотрительно отвел все ее возражения.
— Официально с вас снимается эта тема лишь ввиду важных обстоятельств. Телестудии компании «Франс-3» в Лилле требуется подкрепление. Париж попросил нас командировать туда кого-нибудь из отдела информации. Мы решили, что вы с вашими способностями достойно представите там нашу студию. Вы должны быть там завтра в полдень, чтобы подготовить вечерние новости. Разумеется, вам оплатят, как обычно, связанные с этим расходы.
Доминик встала.
— А если я откажусь?
Тот с огорчением вздохнул.
— Я буду вынужден поставить вопрос об увольнении.
Доминик вытянула руку. Гротескным жестом он заслонился ладонью, словно опасаясь получить пощечину. Доминик невозмутимо раздавила сигарету в стеклянной пепельнице и направилась к двери. На пороге она обернулась. Лицо ее не выражало гнева.
— Знаете, что я вам скажу?.. Вы отъявленный сукин сын!
Она медленно закрыла за собой дверь, оставив его на месте, как энтомолог приколотую бабочку. В приемной секретарша, которая предпочла бы ничего не слышать, хлопала ресницами, словно испуганная лань.
Серо-голубой «фалкон» делового класса легко приземлился на аэродроме Вильгранда, обычно обслуживаемом самолетами «Эгл-Азюр». Настоящий «kiss landing» — мягкая посадка. Жан-Батист де Ла Мориньер поспешно вышел из бара в здании аэропорта. Пилот частного лайнера заглушил двигатели. Спустили трап. Бортпроводница в униформе такого же цвета, как окраска самолета, вышла первой, за ней показались пассажиры.
Их было четверо.
Впереди шел Карло Авола в темно-сером костюме, купленном на Сейвил-роуд в Лондоне, и шляпе «Иден» — само воплощение преуспевающего бизнесмена, не подверженного в своих вкусах влиянию преходящей моды. Но эта нарочито строгая внешность была скрашена присутствием двух следующих за ним юных и очаровательных созданий. Мини-юбки от Кристиана Лакруа с экстравагантными линиями, чувственную откровенность которых умерял шик, присущий творениям модного парижского кутюрье; изящные «лодочки» от Стефана Келиана, аксессуары от Гуччи и облако духов «Коко» от Шанель. Они были удивительно похожи, ибо речь шла о близнецах. Единственная деталь, отличавшая одну от другой, — очки без оправы на той, которая первой ступила на землю.
Личный шофер в скромной ливрее дополнял эту четверку.
— Добро пожаловать в Вильгранд, дорогой Карло.
Заметив присутствие фотографа, о котором Ла Мориньер позаботился, чтобы сделать на всякий случай снимки, он долго пожимал гостю руку, давая возможность репортеру вдоволь настреляться своим «Никоном». Импресарио самых знаменитых музыкальных комедий быстро сообразил, в чем дело, и включился в эту демонстративную мизансцену, затем поблагодарил пилота и представил своих спутниц бывшему страховому деятелю:
— Лия и Пиа… Мои секретарши.
Не соизволив дожидаться на стоянке и нарушив правила безопасности, серебристая «ланчия» с откидным верхом вырулила по траве и остановилась возле маленькой группы. Из роскошного кабриолета вышел водитель, молодой человек с ангельским лицом и золотым колечком в правом ухе. (Это был один из убийц, заставивших Виктора Пере принять смерть в тот вечер, когда проходила встреча с командой Сошо.)
— Машина, которую вы заказали, месье Авола. Все документы в ящике для перчаток.
Ла Мориньеру тот был едва знаком: он видел его однажды у продавца автомобилей итальянских марок. Бывший страховой агент искал себе машину более скромного, разумеется, класса. В его возрасте в провинции богатство не выставляют напоказ. О нем можно только догадываться. В конце концов Ла Мориньер остановил свой выбор на «пежо», потому что местный продавец, коллега из руководящего комитета футбольного клуба, согласился на значительную скидку. Этот выбор он объяснял впоследствии своими крайне правыми политическими убеждениями, которые предписывают отдавать предпочтение всему французскому.
— Я полагал, что вы доставите мне удовольствие самому отвезти вас.
Посланец мафии не стал его огорчать.
— За чем дело стало, мой дорогой Жан-Батист? Вы сядете со мной, чтобы показывать Вернеру дорогу…
Сняв фуражку, личный водитель Аволы открыл заднюю дверцу машины, тот указал пальцем на
