скопиться вода. Он долго стоял, глядя на нее, затем вздохнул, повернулся, спустился вниз, забрал свою шляпу и вышел из коттеджа.
Джулия спала четыре дня, просыпаясь, чтобы поесть, с протестами, густого бульона, свежих яиц с фермы с маслом и сливками и выпить гоголь-моголь с коньяком. Доктор Мид приезжала ежедневна ее навещать, выражая удовлетворение теми темпами, которыми Джулия поправлялась. Она подыскала женщину из местных, чтобы готовить и убирать в доме больной. Брэд в этом смысле был беспомощен, умея только вскипятить воду. Миссис Коллье готовила чудесно и с йоркширской тактичностью, хоть все видела и слышала, держала рот на замке.
На пятое утро, спустившись вниз, доктор сказала:
— Она явно поправляется. Но пусть полежит в постели еще пару дней. Никаких усилий. Она еще очень слаба, но читать и смотреть телевизор ей уже можно. И продолжайте ее кормить. Она весит на много фунтов меньше, чем требуется.
Брэд старался поменьше попадаться Джулии на глаза. Подносы наверх носила миссис Коллье. Он ходил по магазинам, возвращаясь с грудой продуктов, многие из которых были редкими деликатесами и должны бы были возбудить у Джулии аппетит.
Впервые она встала в воскресенье. Доктор Мид помогала ей удержаться на ногах.
— Я вся как резиновая.
— Вы были больны.
— Я никогда не болею!
— Именно поэтому такая реакция.
Джулия бросила взгляд на спокойное лицо врача, которая твердо сказала:
— Думаю, нам пора поговорить. — Джулия не ждала ничего хорошего от продолжения — Физически вы выкарабкались, — продолжила врач. — Калорийная диета сделает остальное. Но эмоционально вы все еще нуждаетесь во внимании и заботе. — Она легонько подтолкнула Джулию к креслу, а сама села на кровать. — Врач тот же священник. Много времени уходит на выслушивание рассказов о бедах пациентов. Потому что часто причины болезней находятся в нашем мозгу.
Джулия промолчала.
— То, что нам рассказывают, мы свято храним при себе, — спокойно продолжала врач. — Мой диагноз таков: вы наказываете сами себя, за какие грехи — знаете только вы. И мой прогноз: только покаявшись, вы получите отпущение грехов.
Джулия смотрела вниз на свои руки. Только когда она почувствовала, как врач вложила ей в руку бумажную салфетку, она поняла, что плачет.
— Уже лучше, — поощрила ее врач. — Слезы не только очищают глаза, они очищают душу, а мне кажется, вы полагаете, что ваша безнадежно очернена.
Джулия разрыдалась.
— Все дело в этом Адонисе внизу, так ведь? — предположила врач. — Он красив, ничего не скажешь, но красив тот, кто красиво поступает, верно?
Джулия смогла только кивнуть.
Бессвязно, рыдая, возвращаясь вспять, путаясь с последовательностью событий, Джулия поведала то, что тяжелым грузом лежало у нее на душе.
— Я так рассердилась, увидев его снова. Я никогда не думала, что он вернется, даже не хотела этого. Я просто набросилась на него. Он заслужил. Я не хотела, чтобы он снова легко отделался. — Джулия вытерла глаза. — Мне бы ненавидеть его за все, что он со мной сделал, но я чувствую, что не могу.
— Зачем вам его ненавидеть? Вы были с ним по вашей собственной воле. Я подозреваю, что больше всего вы ненавидите себя за то, что потеряли свой, скажем так, любительский статус. За то, что позволили себе увлечься снова, хотя после вашего неудачного брака вы сторонились мужчин. Это был моральный удар по вашему чувству собственного достоинства, не так ли?
Джулия кивнула.
— Всякая неудача обидна, но в вашем случае вы занялись самоуничтожением. Почему обязательно быть идеальной?
— Никому не нравятся неудачники.
— А, — мягко произнесла врач. — Вот чему вас научили. Пытаться достичь стандартов, недостижимых для человека? Вы сурово судите людей, но суровее всего вы относитесь сами к себе. — Врач немного помолчала, размышляя, и затем продолжила: — Если судить по тому, что вы мне рассказали, вашему мужу не нравилось ваше продвижение по службе, которое шло столь же быстро, сколь медленны были его успехи в учебе. Он страдал от того, что жил за ваш счет, а вы тем временем пересмотрели свои приоритеты и выяснили, что он далеко не на первом месте. Он в ваших глазах был неудачником, а потом он предал вас, найдя другую женщину, причем такого типа, который вы, по-видимому, презирали, так? Такую, которой достаточно иметь мужчину и не требуется ничего больше?
— Он сказал, что я не женщина, — плакала Джулия, — что я типичный эгоист-мужчина, что я не такая, какая нужна мужчине — робкая, послушная, готовая угодить. Теперь-то я знаю, что я действительно не такая, и «иногда такой не буду. Я пыталась, и посмотрите, что из этого вышло.
— Так вы именно поэтому приняли предложение Адониса? Потому что считали, что вы не женщина в мужском понимании этого слова? Возможно, вы воспользовались этой возможностью, чтобы доказать, что ваш муж был не прав.
— У меня и раньше были возможности, — не согласилась Джулия, — и я от всех отказалась.
— Потому что те мужчины вам не нравились, вот и все. А он понравился. Причем так сильно, что вы оказались неспособной сопротивляться. Если бы вы в самом деле не хотели иметь с ним ничего общего, вы послали бы его подальше, как остальных.
Врач отобрала у Джулии мокрые салфетки и дала ей новые.
— Та ваша часть, которая так эмоционально прореагировала на него, и была той самой, которую вы упорно прятали; он же выпустил ее на волю. Затем, когда поняли, что женщины в вас недостаточно, чтобы удержать его и помешать гоняться за другими, вы придумали сами себе наказание.
Глаза Джулии задумчиво расширились.
— В моей работе мне часто приходится встречаться с женщинами, которые «забыли» принять таблетку. Ни одна женщина ничего не «забывает», Джулия. Если, конечно, она действительно не хочет забеременеть. Все, что угодно, забудет, только не это. Я считаю, что, когда он вас бросил в первый раз, вы искали себе наказания, причем до такой степени, что решили никогда больше не иметь ничего общего с мужчинами.
Лицо Джулии стало белым как полотно.
— Я знаю, все это очень сложно. Но так всегда и бывает с человеческим поведением. Наши мотивы часто не таковы, как мы искренне считаем. — Она внимательно посмотрела на Джулию. — Он, надо полагать, думал, что вы надежно предохраняетесь?
Джулия кивнула.
— Расскажите о ваших отношениях.
— Нечего рассказывать, чистый секс, вот и все.
— Вот только вы оказались эмоционально вовлечены.
Молчание Джулии говорило само за себя.
— Вы его любите?
— В этом-то все и дело, — ответила Джулия с отчаянием. — Я не должна! Нельзя любить такого испорченного мерзавца!
— Которого вы, однако, не можете выбросить из головы.
— Я этого не понимаю, честно. Совсем на меня не похоже. Как я могла так влюбиться в человека, которого презираю? Это все желание, вот и все, сексуальная потребность. Мне просто хотелось попробовать то, что он предлагает, и вот что из этого получилось.
— Вы так думаете? — Врач явно была с ней не согласна. — Или это то, что вы сами себе без конца повторяете? Я думаю, вы его очень любите. С чего бы вам иначе впасть в такое состояние? Вы говорите, что тоскуете по ребенку, от которого отказались, но ведь в этом случае вы действовали в своем духе, то есть практично. Вы вовсе не ожидали, что окажетесь так затронуты эмоционально. Но ведь вы затронуты
