тут подошел Брэд и сказал:
— Извини, кузен Додо, но я должен оторвать от тебя Джулию. Нам надо поприветствовать других гостей.
— И часто такое происходит? — с отчаянием спросила Джулия, когда он уводил ее в сторону.
— Слава Богу, нечасто. Но в подобных случаях это совершенно обязательно. Семейная традиция. Держи нос выше, малышка. Ты чудесно справляешься. Все только о тебе и говорят. Женщины одобряют, а мужчины завидуют. И самое главное, мама счастлива. Так что, так держать! — Он кивком показал на бриллианты. — То, что она тебе их отдала, свидетельствует, что ты успешно прошла испытание, и все это прекрасно заметили. Мать является матриархом этого клана, так что большинство следует ее примеру. Ты уже взяла в плен всю семью, теперь очередь за Бостоном, и все у нас будет в порядке.
Остаток вечера показался ей сплошным мельканием лиц. Джулия снова подверглась натиску любопытных величественных матрон; женщины помоложе предпочитали держаться поближе к Брэду. Шампанское лилось рекой, и Джулия пила бокал за бокалом, потому что это было «Дом Периньон» 47-го года. Начал играть оркестр. Прием проходил в оранжерее, и люди ходили из дома туда и обратно; масса цветов, стеклянная крыша раздвинута для доступа ночного воздуха, но все равно было еще очень тепло. Джулии показалось, что нос у нее блестит, и она ускользнула, чтобы привести себя в порядок и сделать еще кое-какие дела, и случайно услышала, как две женщины обсуждают ее:
— …хорошенькая, — говорила одна из них с забавным акцентом и немного в нос.
— Брэд всегда находил себе красоток, — ответила другая.
— Похоже, никто не знает, кто она. Леди Эстер не говорит ни слова, что означает одно — говорить нечего. — В голосе звучало злорадство. — Что также означает, — продолжал голос, — что она — не выбор леди Эстер. Куда подевалась Кэролайн Нортон?
— Последний раз, когда я о ней слышала, она рыдала у себя дома в Филадельфии.
— А ты бы не зарыдала, если бы мужчина бросил тебя на финишной прямой?
— Да уж, это был шок, и это еще мягко сказано. По Эстер Брэдфорд ничего не заметно, но я уверена, она показала ему, где раки зимуют.
— Ну, создается впечатление, что она ей нравится. Зачем бы иначе устраивать этот прием? Если бы невестка не понравилась, летела бы она сейчас в самолете в направлении Англии.
— И все равно, интересно, почему он на ней женился?
— Уж точно не потому, что она беременна. Не в наше же время?
— Да? А как насчет Шарлотты Форд? Ничего не скидывай со счета, дорогая.
Они злорадно хихикнули.
— В любом случае по счету платить придется ей. Я хочу сказать, ты когда-нибудь видела, чтобы расплачивался Брэд?
Обе рассмеялись, и голоса смолкли.
Джулия немного подождала, потом вышла из ванной комнаты. К счастью, в спальне никого не было, и ей удалось проскользнуть незамеченной. Она быстро прошла по коридору в свою собственную спальню, где уставилась в зеркале на свои горящие щеки.
«Спокойнее, Джулия, — сказала она себе. — Все вполне естественно. Брэд бросил свою невесту ради тебя, а ты ничего из себя не представляешь, как заметила эта стерва. Нечего по этому поводу расстраиваться. Ты вполне преуспеваешь. Так Брэд сказал. На тебе — ожерелье Брэдфордов. Так улыбнись». Она подправила макияж, слегка подпорченный во время еды и питья, надушилась и, расправив плечи, снова спустилась вниз.
— Вот ты где! — налетела на нее Эбби. — А я-то думала, ты уже покинула поле битвы.
— Неплохо бы удалиться, пока тебя не смели, — беспечно ответила Джулия.
— Это было бы ошибкой, — засмеялась Эбби. — Ты произвела фурор. Женщинам пришлась по душе твоя скромность и открытость, а мужчинам хватило просто смотреть на тебя.
— Понравилась всем?
Эбби прищурила глаза.
— Никто никогда не получает сто процентов голосов, — заметила она. — Но я бы сказала, что девяносто ты точно получила, и это совсем не дурно. — Она взяла Джулию под руку. — Теперь пойди и попрощайся со старенькими тетушками. Десять часов, их комендантский час. Старик Доремис уже подогнал лошадей к подъезду, а он всегда злится, когда они задерживаются.
— Лошадей?
— Тетки относятся неодобрительно к двигателю внутреннего сгорания. Они ездят в том экипаже, в котором ездили всю жизнь. Да тут и недалеко, только подняться на холм. И лошади такие же старые, как и тетушки, они дальше и не осилили бы, во всяком случае, зимой. Зимой мы сами к ним ездим.
Заботливый Брэд уже надевал на тетушек древние бархатные накидки, отороченные соболем. Правильно поняв его молчаливое указание, Джулия вышла вместе с ним, чтобы проводить древних дам до коляски, со столь же древним кучером на облучке, который с фамильярностью, рожденной годами тесного общения, пожурил их за то, что заставили пару его лошадей ждать.
Дверца захлопнута, копыта застучали по мостовой, и коляска укатила в гору. Брэд облегченно вздохнул.
— Готов поклясться, они выглядят точно так же, как когда мне было пять лет. Они кормили меня шоколадным печеньем, когда мы с мамой их навещали.
— Они никогда не были замужем?
— Нет. Дядя Элиот был самым ужасным деспотом в семье. Уверял, что все недостойны его дочерей. Я думаю, он не возражал бы против принца Уэльского, но этого позднее прихватила другая американка. Он был ужасным старым снобом, обожал маму из-за ее чистой голубой крови. Она рассказывала, он из кожи вон лез, стараясь выдать своих дочерей за какого-нибудь герцога или кого-нибудь в этом роде, но ничего не вышло, так как, несмотря на свое богатство, он был скуп и не соглашался отстегнуть для этого дела достаточно миллионов. Так они и остались дома, и все старели и старели. — Он обнял ее за плечи. — Радуйся, что ты живешь в Бостоне сегодня, а не семьдесят лет назад.
— С тобой мне безразлично, где жить.
— Мило. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она было прильнула к нему, но он быстро отпустил ее, сказав: — Пора возвращаться к гостям. Старые скоро разъедутся, и мы сможем расслабиться. Клянусь, Бостон последний город на земле, где возрасту придается такое большое значение.
Она всегда знала, что Брэд обожает вечеринки, любит общество. Наблюдая за ним позже в течение приема, всегда находящимся в центре веселой группы, порозовевшим от шампанского, с сияющими глазами цвета морской волны, она видела, насколько он чувствует себя в своей тарелке.
— Как он красив, верно? — тихо спросила её свекровь. — Я видела, как ты наблюдала за ним, Джулия. Осмелевшая от шампанского, она ответила: — И кошке позволено смотреть на короля.
Леди Эстер засмеялась.
— Что мне в тебе нравится, Джулия, — сказала она, — так это твоя смелость. Ты мне напоминаешь меня. — Она наклонилась вперед. — Кроме того, мыс тобой здесь две лучше всех одетые женщины. — Она кивком показала на группу представителей старой гвардии: дамы неопределенного возраста в туалетах, на которых явно сэкономили, зато увешанные сверкающими драгоценностями на манер новогодних елок.
— В Бостоне, — продолжала леди Эстер, — считается комплиментом сказать о человеке: «Он или она до сих пор хранят первый, заработанный доллар». — Она кивнула, поднялась и заметила: — А теперь мне пора вернуться к работе. — И направилась к гостям через комнату.
Как верно заметила Салли Армбрустер, мать Брэда была произведением искусства. Джулия, когда не смотрела на своего мужа, следила за свекровью. И училась. Джулия была не робкой, а просто сдержанной, и не любила большие сборища. Но, очевидно, Брэд не представлял своей жизни без них, и это означало, что они станут частым явлением. Посему она заставила себя подходить к людям, удовлетворять их любопытство, давать себя рассматривать. Она старалась угодить и потому не уходила от общения. Джулия терпеть не могла быть объектом любопытства и сплетен, но ее чувство долга заставляло ее поступать так, а не иначе. Поэтому она переходила от группы к группе, болтала, шутила, улыбалась чужим остротам, что-то рассказывала. Время от времени она ловила на себе взгляд своей свекрови и видела ее легкий кивок, означающий одобрение. Всем очень понравилось ее платье: черный бархат, плотно прилегающий к фигуре,
