ГЛАВА 2
Это предложение, как сообщают, исторгло у раздраженного народа крик такой силы, что пролетавший над форумом ворон упал бездыханный в толпу.
– Нашел, – вдруг очень спокойно сказал Костя и встал.
В руках его был переплетенный в рыжую кожу нетолстый том in octavo.
– Не открывай, – предупредил Николай Степанович.
– Что я, маленький? – усмехнулся Костя.
Книга была неожиданно легкая, высохшая и странно теплая на ощупь.
– Та самая? – спросил Костя.
– Да… – Николай Степанович погладил переплет. – Та. А вот – самая ли? Сомнительно. Сколько раз ее переписывали, переводили с умерших языков на живые, а когда те, в свою очередь, умирали…
– Получается – все зря?
– Нет, конечно. Основное сохранилось. Просто все рекомендации надо на всякий случай проверять. Как если бы устав караульной службы сам собой родился при начале времен и ждал, когда появится человек, а вместе с ним и караульная служба…
– «Дракономикон», – медленно и тихо, будто пробуя слово на вкус, произнес Костя.
– Это были, наверное, дашковские крысы, – делился Костя познаниями. – Известно, что Екатерина Романовна немало почитала этих уютных зверьков, полагая их едва ли не домашними богами просвещенных наций. У нее они находили пропитание и покровительство. Крысиный же вертеп свой она охотно демонстрировала близким ей по духу людям, в числе их и Шувалов, и Ломоносов Михайла Васильевич, и все восторжены были хваткостью к ученичеству лицедейному, зверьми проявленному. Пиесы фон Визина разыгрываемы были в сем вертепе допреже публикования…
– Костя, не ломай язык, – засмеялся Николай Степанович. – Разговорная речь почти не изменилась за три века. Речь письменная всего лишь сближается с нею, теряя по пути свою сакральность.
– Я понимаю, – вздохнул Костя. – Просто хочется чего-то совсем простого, но чтобы в нем обязательно звучало «милостивый государь»… Не исключено, что крысы в теперешнем их виде, в виде животных городских, были выведены специально как биологическое оружие для борьбы с ящерами, – продолжал рассуждать Костя. – Первые упоминания о крысах относятся к восьмому веку, прежде их будто бы не было. Почему нет? Ящерам от них ущерб будет страшный…
Они выбрались на поверхность не в «нехорошем доме» на Рождественском, а на задах комплекса «Литературной газеты», через вентиляционную коробку, облюбованную диггерами. Именно отсюда в свое время Костя и попал в подземное царство Брюса: сначала через вентиляционный колодец, потом – через промоину… Диггеры избегали старого коридора, о нем ходило множество темных историй. Костя же как-то сразу догадался, что это и есть именно тот «umweg», что грубым пунктиром обозначен на карте…
На поверхности земли стоял уже поздний вечер, готовый перейти в ночь. Они отряхнули грязь с колен, почистились мудро прихваченной щеткой, забросили за спины рюкзачки (руки лучше иметь свободными) – и тронулись в путь. Путь наземный был короче, но более прихотлив: через два забора, по узкому проходу между гаражей, мимо шеренги мусорных баков… Стая собак молча грызлась за обладание чем-то существенным. Воняло падалью.
Наконец открылась улица, по обычаю пустая и неосвещенная. Налево искрилось и дышало Садовое кольцо, направо – горели редкие окна. На фоне темно-неонового неба чернели антенны на крышах. Держась за одну из антенн, стоял человек.
– Каждый вечер он здесь, – сказал Костя. – Года три я хожу – и да, каждый вечер…
– Кто же это?
– Неизвестно. Пытались узнать – никак… – Костя развел руками. – А интересно, кражи из питерской Публичной библиотеки – они с нашим делом никак не связаны?
– Все может быть, – сказал Николай Степанович. – Ощущается повсюду какое-то общее шевеление. Равно как после пятьдесят третьего ощущалось всеобщее оцепенение… Но выделить нечто конкретное трудно.
В киоске на Садовой Николай Степанович купил большую коробку конфет, две бутылки рейнского вина и