Араван согласно кивнул и развел руки по сторонам:
— Этот лес, Дарда Эриниан, известен многим как Черный Лес Прошлых Времен. Это название отпугивало многих, поскольку здесь обитали невидимки, а они не были благосклонны к тем, кто был им неприятен.
Бэйр огляделся вокруг, его серые глаза, казалось, искали и высматривали что–то.
— Пикси, живые холмы, злые деревья, томти, — спросил он, — это все, кого называют невидимками?
Араван рассмеялся:
— О нет, элар, таких много и здесь, и по всему миру — в лесах, в горах, в пустынях, реках и озерах. Многие из этих мест ты узнаешь сразу, едва окажешься там, потому что они распространяют вокруг некий чудотворный дух. Другие подобные места ты ощутишь как дурное предчувствие, которое охватит тебя, едва ты вступишь туда, поэтому самое лучшее в такой ситуации — спросить разрешения двигаться дальше. А что касается невидимок, то их разновидностей насчитывается великое множество: спригты, томти, анде, фаэлы, фейи и пери всех видов — некоторых я даже не знаю по имени, а некоторых мне еще предстоит встретить.
Они шли по поросшей лесом равнине, сопровождаемые проносящимися мимо тенями, переходили через ручьи и протоки с кристально чистой водой, переправлялись и через бурные реки, миновав по пути Бирсехилл, крепость дильванов — одетых в зеленое лесных эльфов Дарда Эриниан. Там их приветливо встретили и пригласили погостить. В их честь даже устроили пир, во время которого путешественники и хозяева обменивались новостями, а когда ночное небо осветила полная луна, запели хором песни.
Но время поджимало, и, попрощавшись с многочисленными друзьями, они снова пустились в путь.
Как только они переправились вброд через реку Риссанин, за которой сразу же начинался Дарда Стор, окружающая их природа изменилась: казалось, волки, медведи и великаны мелькают между деревьями, едва различимые в густой чаще.
— Некоторые из них не настоящие волки, — сказал Бэйр, — медведи тоже не все настоящие.
Урус удивленно посмотрел на сына:
— Как это?..
— Они излучают иной свет.
Урус только вздохнул в ответ:
— Хотел бы я видеть так, как ты, сынок.
Бэйр пожал плечами, и некоторое время они ехали молча. Вдруг Бэйр снова обратился к отцу:
— Па, а среди баэронов есть еще кто–либо, кто может менять свой облик? Я хочу сказать, еще кто– то, кроме нас с тобой?
Урус кивнул:
— Поговаривали, что среди нас есть такие, кто мог принимать обличье волка или медведя.
— Я сам был свидетелем этого, — вступил в разговор Араван, а Риата подтверждающе кивнула.
Урус нахмурил брови и спросил:
— Ты сам это видел?
— Да,— ответил Араван.— Во время битвы у Тигеля Хела. В самый разгар схватки в рядах баэронов появилось несколько громадных медведей, которые вступили в бой против сил Модру.
Урус посмотрел на Бэйра и усмехнулся:
— Разве я тебе не говорил, что перед дракой я начинаю мыслить по–медвежьи? Возможно, и другие в нашем роду мыслят так же.
Бэйр рассмеялся, они взбодрили лошадей и поскакали вперед, замечая время от времени мелькание сопровождающих их теней.
— Они прежде были живыми, а сейчас они мертвые, — сказал Бэйр. — Только вон тот высокий еще жив, но тоже умирает.
Они пересекли лесистую лощину. Между толстыми стволами деревьев, увитых диким виноградом, повсюду лежали громадные куски валунов — разбитых, раздробленных, расколотых, и только один из них был целым — высокий монолитный камень, стоящий у подножия крутого подъема, за которым открывалась широкая возвышенность…
— Это сообщество Эйо Ва Сак — Тех, Кто Стонет,— сказал Араван.
Риата кивнула, ее глаза засверкали.
— Столько погибших! Что же здесь произошло?
Бэйр спешился и подошел к монолитному камню, прикоснулся рукой и прижал щеку к его поверхности, прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри. Через несколько мгновений он с состраданием в глазах посмотрел на Риату и произнес:
— Мысли его медленные и тяжеловесные, но не такие, как у обычных скал, которые кажутся неизменными и вечно стоящими на своих местах. Мама, этот высокий камень горюет и скорбит.
По лицу Риаты разлилось выражение крайнего изумления.
— Ты можешь слышать, что он скорбит о своих утратах, Бэйр?
— Я не знаю, что именно он говорит, но, имей он сердце, оно было бы разбитым. — Бэйр погладил рукой камень, отошел на несколько шагов назад, и почва под его ногами при этом издавала слабые, но отчетливо слышимые стоны, Араван удивленно поднял брови:
— Я думал, что только пикси могут говорить с камнями.
— Я точно не знаю, что он сказал, — ответил Бэйр, садясь в седло, — но что–то очень печальное.
Глазами полными слез Риата смотрела на свое дитя:
— Хорошо, что он знает о том, что тебе небезразлична его боль.
Бэйр с тяжелым вздохом обернулся назад, чтобы посмотреть на усеянную каменными обломками лощину, а затем сказал:
— Поедем прочь от этого места.
Они преодолели крутой подъем по склону и двинулись вперед.
Когда они расположились на ночлег, Фэрил вдруг сказала:
— Я и не знала, что скалы могут думать. Араван с улыбкой посмотрел на нее и ответил:
— Бэйр видит некоторую сущность во всех вещах, которую остальным из нас видеть не дано.
Фэрил повернулась к Риате:
— Я не могу поверить в то, что камни живые и могут чувствовать боль.
Риата лишь вздохнула:
— Я не знаю, Фэрил, но Бэйр говорит: все, что нас окружает, есть жизнь.
— И скалы?
Риата, усмехнувшись, утвердительно кивнула:
— Он говорит, что они живые, но живые иначе: все их существо основано лишь на их крепости и целостности. Он рассказывал мне, что сущность потока — это его быстрая подвижность и мимолетность и что основой существования деревьев является их величавость; внутренняя сущность ветра — его игривость, а для могучего шторма таковой является ярость. Видит ли он в действительности или нет, как эти предметы и явления мыслят, или ему открывается некая сила, скрытая в них, этого я сказать не могу. Но то, что он и вправду обладает зрением, каким не обладаем мы, в этом ты могла убедиться сегодня. Он почувствовал сердце скорбящих камней… Так же как и сами камни почувствовали его: ведь ты слышала, как стонала земля? Камни признали моего Бэйра.
Араван подтверждающе хмыкнул и сказал:
— Хоть я и являюсь наставником Бэйра во многих делах и науках, однако именно он часто дает мне направление в толковании и изучении того, что называется силой и жизнью, пронизывающими весь окружающий нас мир.
Фэрил воздела руки к небу, дав этим понять, что сказать ей больше нечего, после чего, оглядевшись
