молитву. Затем все молча набросились на еду. Наконец Дэн перевел дух и поинтересовался, голоден ли еще Гарви.
— Сыт по горло, но все же место еще для одного кусочка найдется.
Коком на борту шхуны служил громадный иссиня-черный негр. В отличие от негров, которых знал Гарви, он большей частью молчал и жестами предлагал поесть еще.
— Слушай, Гарви, — сказал Дэн, постукивая вилкой по столу, — вот я и говорю: молодые и красивые мужчины, как я, и Пенней, и ты, и Мануэль, мы вторая смена. Мы едим, когда закончит первая. Они, старые кашалоты, подлые и нудные, и им надо ублажать свои желудки. Вот они и едят первыми, чего не заслуживают. Верно ведь, доктор?
Кок кивнул.
— Он умеет разговаривать? — спросил Гарви шепотом.
— По-нашему чуть-чуть. Говорит на каком-то чудном, непонятном языке. Там, где он живет, на острове Кейп-Бретон, фермеры разговаривают на самодельном шотландском. Там полно негров, родители которых сбежали во время войны, и они все говорят, будто чавкают.
— Это не по-шотландски, — вмешался пенсильванец. — Это гаэльский. Так сказано в книжке.
— Пенн много читает. И он почти всегда говорит правду…, когда дело не касается рыбы, а?
— Твой отец верит им на слово и не пересчитывает улов?
— Ну конечно. Стоит ли врать ради нескольких рыбок?
— А я знал одного, который все время врал, — вставил Мануэль. — Каждый день врал. Прибавлял по пять, десять, а то и двадцать пять рыб в улов.
— Где же это было? — удивился Дэн. — Среди наших такого не водится.
— Француз.
— А-а! Эти французы с западного берега, они и считать толком не умеют. Коль попадется тебе один из них, Гарви, сам узнаешь почему, — сказал Дэн с выражением крайнего презрения.
Всегда больше, никогда меньше,
Всякий раз, когда начинаем разделывать!
Это Длинный Джек проревел в люк, и «вторая смена» тут же вскочила на ноги.
В лунном свете тени мачт и снастей с никогда не убиравшимся новым парусом ходили взад и вперед по вздымавшейся палубе, а груда рыбы на корме блестела, как гора жидкого серебра. Из трюма, где Диско Троп и Том Плэтт расхаживали между соляных бочек, раздавался топот и громыханье. Дэн дал Гарви вилы и подвел его к грубому столу со стороны, ближней к борту, где дядюшка Солтерс нетерпеливо постукивал черенком ножа по столу. У его ног стояла бадья с соленой водой.
— Ты подавай отцу и Тому Плэтту через люк и смотри, чтобы дядюшка Солтерс не выколол тебе ножом глаз, — сказал Дэн и полез в трюм. — Я буду подавать соль снизу.
Пенн и Мануэль стояли в ларе по колено в рыбе, размахивая своими ножами. Длинный Джек в варежках и с корзиной, стоявшей у его ног, находился по другую сторону стола, напротив дядюшки Солтерса. Гарви же не сводил глаз со своих вил и бадьи с водой.
— Эй! — воскликнул Мануэль, наклонился и подхватил рыбину, продев один палец в жабры, а другой — в глаз. Он положил ее на край ларя, сверкающее лезвие ножа со звуком рвущегося полотна рассекло ее вдоль, от головы до хвоста, и рыба с двумя зарубками с каждой стороны шеи шлепнулась к ногам Длинного Джека.
— Эй! — воскликнул Длинный Джек, и его рука в варежке загребла печень трески и бросила ее в корзину. Еще один поворот и гребок, и в сторону полетели голова и потроха, а выпотрошенная рыба скользнула через стол к свирепо пыхтевшему дядюшке Солтерсу.
Снова раздался звук рвущегося полотна, через борт полетел хребет, и рыба, без головы и внутренностей, плеснулась в бадью, обдав стоявшего рядом с открытым ртом Гарви брызгами соленой воды. Мужчины теперь работали молча. Треска двигалась будто живая, и не успел Гарви, пораженный этой удивительной ловкостью, прийти в себя, как бадья оказалась полной доверху.
— Подавай! — прорычал дядюшка Солтерс, не поворачивая головы, и Гарви подхватил вилами две или три рыбины и бросил их в люк.
— Эй! Подавай кучей! — закричал Дэн. — Не разбрасывай! Дядя Солтерс лучший потрошитель из всех. Смотри, он как книгу режет.
И в самом деле, казалось, будто толстый дядюшка Солтерс соревнуется в скорости разрезания журнальных страниц. Согнувшийся в три погибели Мануэль стоял неподвижно, как статуя, только его длинные руки безостановочно хватали рыбу. Малышка Пенн трудился отважно, но было видно, что ему не хватало сил.
Раз или два Мануэль ухитрялся выручать его, не переставая подбрасывать рыбу. А один раз он громко вскрикнул, когда наколол палец о французский крючок. Эти крючки делаются из мягкого металла, чтобы потом их можно было разогнуть. Но треска очень часто обрывает крючок и попадается на другой. Это одна из многих причин, по которой рыбаки презирают французов.
Внизу в трюме скрежещущий звук от трения крупной соли о рыбью чешую напоминал жужжание точильного камня. На этом неумолчном фоне раздавались перестук ножей в ларе, звук отворачиваемых голов, шлепанье печени и потрохов, треск ножа дяди Солтерса, выдирающего хребты, и хлюпанье мокрых, разделанных рыбьих тушек, падающих в бадью.
Час спустя Гарви отдал бы все на свете за то, чтобы отдохнуть. Ведь мокрая треска весит больше, чем можно себе представить, и от непривычной работы у Гарви ужасно разболелась спина. Но он в первый раз в жизни почувствовал, что работает вместе с другими, стал гордиться собой и продолжал молча трудиться.
— Нож! — закричал наконец дядя Солтерс.
Пенн, задыхаясь, согнулся пополам среди рыбы, Мануэль стал наклоняться взад и вперед, чтобы размяться, а Длинный Джек перегнулся через фальшборт. Появился кок, бесшумный, как черная тень; он собрал массу костей и голов и удалился.
— На завтрак потроха и похлебка из голов! — зачмокал Длинный Джек.
— Нож! — повторил дядюшка Солтерс, размахивая плоским изогнутым оружием потрошителя.
Гарви увидел несколько ножей, торчащих возле люка. Он принес их, а тупые убрал.
— Воды! — потребовал Диско Троп.
— Бачок с питьевой водой на носу, рядом ковшик. Поторопись, Гарв, — сказал Дэн.
Гарви возвратился через минуту с полным ковшом застоявшейся коричневой воды, показавшейся ему вкуснее нектара и развязавшей языки Диско и Тома Плэтта.
— Это — треска, — говорил Диско. — Это тебе не финики из Дамаска, Том Плэтт, и не бруски серебра. Я твержу это тебе с тех пор, как мы вместе вышли в море.
— Значит, уже семь лет, — спокойно отозвался Том Плэтт. — Все равно укладывать груз в трюме надо правильно. Если бы ты когда-нибудь видел, как укладывают четыреста тонн железа в…
— Эй! — раздался клич Мануэля, и работа закипела снова и продолжалась до тех пор, пока ларь не опустел. Как только последняя рыба отправилась вниз, Диско Троп со своим братом потопали на корму в рубку; Мануэль и Длинный Джек пошли на нос; Том Плэтт ждал лишь, пока можно будет задраить люк, и потом тоже исчез. Через полминуты из рубки донесся громкий храп, и, ничего не понимая, Гарви уставился на Дэна и Пенна.
— На сей раз у меня вышло получше, Дэнни, — сказал Пенн, глаза которого слипались от сна. — Но мне кажется, мой долг — помочь с уборкой.
— До чего же ты сознательный, прямо страсть, — ответил Дэн. — Отправляйся спать, Пэнн. Нечего тебе выполнять работу юнг. Набери в ведро воды, Гарви. О Пенн, пока ты не уснул, вывали это в бачок для потрохов. Столько-то ты сможешь продержаться?
Пенн поднял тяжелую корзину с рыбьей печенью и вывалил ее содержимое в бачок с откидным верхом, прикрепленный у носового кубрика. Затем он тоже исчез в кубрике.
— После разделки рыбы у нас на «Мы здесь» юнги занимаются уборкой, а если море спокойное, они же и несут первую вахту.
Дэн стал энергично драить ларь; разобрал стол, поставил его сушиться при свете луны, начисто вытер красные лезвия ножей и начал точить их о небольшой камень. Под его руководством Гарви стал
