— Ну, эта, официантка.
— Да, да… На кухне ресторана?
— Возможно. Помню, как мы с ней идем куда-то под дождем…
— Вы говорили ей, что едете в Приморск?
— Наверное.
По-видимому, женщина, которая провожала его и которую видели браконьеры, и была та самая Нина-Надя-Таня.
— Помню, как стою на каких-то ступеньках и кто-то громко кричит, что пьяного он не повезет. Я разворачиваюсь, чтобы ударить его… И снова провал. И последнее видение. Мне очень плохо. Я хочу выйти на воздух. Чувствую, откуда-то свежим воздухом тянет. Встаю. Иду по какому-то длинному и узкому проходу. Спотыкаюсь обо что-то и падаю, падаю, падаю…
— Вы встали с сиденья автобуса, в котором ехали, шли по проходу салона, споткнулись о чемодан и выпали в открытую дверь, — сказал Зенич. — Хорошо, что это случилось на остановке. А вообще, третий штурман теплохода «Кустанай» Таранок Сергей Иванович, хочу дать вам один банальный совет: не пейте! Можете выпить немного в праздник. В день рождения матери. Бокал шампанского на собственной свадьбе вам не повредит. Но чтоб так, вдрызг, как скотина… — Он не жалел его. — Кончается это… Ну, да вы сами видите, чем это кончается. Кстати, я не уверен, что сегодня все закончилось наихудшим образом.
Он действительно не был в этом уверен.
ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ
Пока вертолет набирал высоту и разворачивался над Холмами, Зенич вызвал Южное. Киреев находился в кабинете дежурного и сразу же подошел к микрофону.
— Зенич, — сказал капитан. — Как успехи, Александр Иванович?
— Пока ничего существенного.
— Кассирша?
— Не выходила из дому.
— Пограничник?
— Выясняем.
— Есть еще несколько просьб.
— Слушаю.
— Сообщите на «Кустанай», что их третий штурман Таранок находится в Холмах, в больнице. Застрял он там недели на две.
— Он был в автобусе?
— Да. И еще. По вчерашней драке в «Волне» у вас должен проходить некий Николай — он работает грузчиком в порту. Проследите, чтоб этот Николай получил все, что ему положено. Кроме того, в этой же компании должен находиться тот, кто избил штурмана. Разберитесь.
— Хорошо.
— И наконец, пограничник. С ним очень важно и срочно.
— Мы стараемся, — виноватым голосом сказал Киреев. — Но дело непростое.
«Мы все стараемся сегодня, — думал капитан, глядя на проплывающую внизу дорогу. — Мы все очень стараемся и идем в хорошем темпе. Истины пока нет. Она закрыта домыслами, как небо тучами. Но мы найдем то, что ищем, — после самого долгого дождя обязательно бывает хорошая погода». Все это нравилось Зеничу. «Все это по мне, — сказал он себе. — Так точнее. И ночь без сна, и свистопляска под облаками, то, что счет километрам ведешь на сотни, а времени — на минуты, и встречи, и помощь людей, о которых вчера еще не имел никакого представления, и сознание собственной значимости, а порой такой же остроты чувство собственного бессилия. Плох только повод, вызвавший к жизни все это стремительное нагромождение впечатлений и поступков…»
— Степное, — прерывая раздумья капитана, прокричал пилот.
Зенич посмотрел вниз — село было маленьким, несколько десятков одинаковых аккуратных домиков вдоль дороги.
— Садимся, — крикнул он и для убедительности ткнул вниз рукой.
— Понял, — кивнул пилот.
Сели в том месте, где прерывалась посадка, отделяющая дома от дороги, — здесь был въезд в село. Это было шумное зрелище, но никто не вышел на него поглядеть. Убаюканное мерным шумом дождя, лежало перед ними село Степное, и где-то здесь, если верить документам рейса, жила одна из пассажиров. Симпатичная блондинка. Четвертая.
«С чего начать? — прикидывал капитан. — Зайти в один из домов и спросить? Когда ближайшие соседи — всего лишь несколько десятков семейств, должны же они знать, кто, куда и зачем отсюда уезжает».
Распахнув дверку кабины, он спрыгнул и обнаружил, что стоит на асфальте. Въезд в село был асфальтирован и дорожка вдоль домов тоже. Зенич пересек дорожку и открыл калитку ближайшего дома: Метрах в пяти от аллеи, соединяющей калитку с домом, стояла большая будка. Пес, если он был в будке, наверное, дремал, и капитан беспрепятственно прошел к дому. Постучал.
Появилась сумрачная баба. Спросила:
— Чего?
— Извините, это Степное?
— Степное, — сказала баба, с подозрением глядя на Зенича.
— Я ищу женщину, которая уезжала в Южное и сегодня ночью вернулась, — изложил капитан свое дело.
— А фамилия как?
— Не знаю.
— Тогда и я не знаю, — сказала она, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор.
«Безнадежно, — решил Зенич. — Интересно, они тут всегда такие или только по дождливым субботам?»
— Ну, а власть у вас есть? — спросил он.
— Какая власть?
— Сельсовет.
— Второй дом налево.
Возвращаясь к калитке, он чувствовал на себе ее взгляд. «Крутая женщина, — думал он. — А вдруг собаку спустит?»
На фасаде второго дома слева не было никакой вывески, и капитан решил, что ошибся. Но вывески не было ни на соседнем доме, ни на доме рядом, и он вернулся к тому, на который указала женщина. Дверь дома неожиданно распахнулась, навстречу шагнул невысокий, плотного сложения мужчина с висячими в пол-лица усами, в дождевике и спросил в точности как баба:
— Чего?
— Здесь сельсовет?
— Здесь, — сказал мужчина. — А вы кто будете? Зенич назвался.
— Извините, товарищ капитан, — сразу подобрел мужчина. — Не ждали мы гостей. Ваш вертолет?
— Наш.
— Отлично стала милиция работать! Председатель здешнего сельсовета Марыганов, — наконец догадался представиться мужчина. — Прошу в дом.
— Я спешу, товарищ Марыганов, — сказал капитан. — Поговорим здесь. Меня интересует молодая симпатичная женщина. Блондинка.
— Блондинка? — хитро улыбнувшись, переспросил председатель. — Так бы сразу и говорили.
