– Но я не была в церкви со смерти принцессы Дианы. И то только потому, что тогда весь Саутгемптон выстроился в очередь, чтобы проститься с принцессой, и я не хотела стать исключением. К тому же надеялась, что там будут раздавать что-нибудь на халяву. – Не успела я закончить свою речь, как Фай швырнула в меня тапку, но мне удалось увернуться.
– Милли Армстронг, я в шоке. Немедленно собирайся в церковь, пока Господь не покарал тебя за богохульство.
– Лучше бы покарал. Тогда бы не пришлось показываться на глаза людям. А если меня кто-нибудь из вчерашних поклонников Фрэнки узнает? Черт, а вдруг там будет Мак?! Фай, – крикнула я вслед исчезнувшей за дверью подруге, – думаешь, если я буду усердно молиться, Господь сотворит чудо и сделает меня невидимкой?
* * *
Церковь представляла собой огромное величественное сооружение серого цвета, угрожающе возвышавшееся над стоянкой для машин. На мой взгляд, архитектор явно переоценил значимость этого заведения и количество прихожан. Тем не менее в этот день все места на стоянке оказались заняты автомобилями, служившими яркой демонстрацией уровня доходов своих хозяев. Обочины подъездной дороги тоже оказались забиты машинами.
– Что за событие отмечает народ? – шепотом спросила я у Фионы, когда мы вошли в церковь и остановились позади толпы, одетой во все оттенки самых мрачных, безрадостных цветов.
– Сегодня воскресенье, – зашипела Фай, перед тем как усадить меня на одну из деревянных скамеек.
Скоро я поняла, почему у большинства прихожан такие постные лица. Перспектива просидеть на жестком дереве в течение целого часа заставляла седалище сжиматься от ужаса. Господи, здесь про подушки никто ничего не слышал? Разве Иисус не жил в стране восточных базаров? Наверняка с наличием подушек и ковров у него было все в порядке. Задница у меня, конечно, не самая тощая в мире, но через пятнадцать минут казалось, что толстого слоя плоти как не бывало. Хотя в подобных неудобствах есть и свои плюсы – я немного отвлеклась от ужасных воспоминаний о злополучном вечере.
– Хватит ерзать, – зашикала на меня Фай, пребольно пихнув локтем в ребра.
В ответ я надулась и попыталась не думать о боли в несчастных ягодицах, рассматривая местных прихожан. Я часто развлекала себя подобным образом, когда мне было скучно. И сейчас для этого самый подходящий момент.
Я пришла к выводу, что семьдесят процентов паствы родились во времена, когда в моде были монашки. Остальные тридцать составляли застегнутые на все пуговицы и аккуратно причесанные дети, а также молодежь приблизительно моего возраста. Надо сказать, меня весьма удивило, что многие из них пришли сюда явно по своей воле. Подобное наблюдение заставляло стыдиться собственной ограниченности. Ведь если посещение церкви в наше время не считалось крутым, это вовсе не значило, что люди перестали соблюдать традиции и искать утешение в подобных местах. Возможно даже, что в наши дни намного легче исповедовать атеизм, чем оставаться набожным. Одно дело – сидеть в воскресенье дома перед телевизором с чашкой кофе или чая, поедая бисквитные кексы, и совсем другое – еженедельная работа над своей духовностью. Честно говоря, к своему стыду, я всегда находила в воскресенье более интересное занятие, чем поход в церковь. Хотя наверняка окружающие в судный день с удовольствием посмеются над такими, как я. И тут мне пришла в голову замечательная мысль: если бы четвертый канал придумал реалити-шоу, показывавшее людей на проповедях, мы все с удовольствием приняли бы в подобной передаче участие. Вы только подумайте: церковь опять станет модной, а телевидение превратится в спасителя наших душ.
Поразмыслив еще немного над этим вопросом, я попыталась сосредоточить свое внимание на действе, происходившем у алтаря. Следует заметить, однако, мой кругозор сильно ограничен чудовищной шляпой в перьях, которую женщина, сидевшая передо мной, явно купила на свадьбу и теперь изо всех сил пыталась компенсировать затраты на бесполезную покупку. Я наклонилась в сторону, но мне удалось разглядеть только одного мальчика в рясе явно большего, чем нужно, размера. Он стоял в ожидании продолжения церемонии и теребил кисточку на поясе. Я старалась не отставать от Фай и повторяла за ней все, что полагалось делать в церкви по такому случаю: вставала с жесткой скамьи, преклоняла колени и пыталась петь псалмы, хотя и не знала ни слов, ни мелодии. Как я заметила, многие прихожане в моем ряду предпочитали глазеть на меня, а не на пастыря, но я старалась не обращать на этот досадный факт внимания. Я с воодушевлением присоединилась к хору голосов, певших «Отче наш», с радостью осознав, что мелодия этой молитвы мне знакома. С «Аве Мария» вышло все не так ловко. Мне удалось вспомнить большинство слов, но спела я их в неправильном порядке. Я сконфуженно улыбнулась сидевшей рядом даме, и тут, как назло, меня разобрало безудержное чиханье. Видимо, соседство с ужасной шляпой в перьях не прошло для меня даром. В довершение ко всему я начала отчаянно кашлять, безуспешно борясь с собой, чтобы окончательно не опозориться перед прихожанами. Судя по суровым взглядам, этот кошмар приключился со мной в самый кульминационный момент службы. Казалось, я даже слышала, как дама, похожая на ворону, молилась, чтобы в ближайшие пять минут меня поразила какая-нибудь очень скоротечная смертельная болезнь.
Роль сподвижника Люцифера окончательно закрепилась за мной, когда я, справившись наконец с приступом кашля, нервно подпрыгнула от запиликавшего где-то в недрах моего костюма мобильника. В церквях всегда хорошая акустика, и звонок моего телефона прокатился по рядам оглушительным эхом. Я нервно вцепилась в трубку и под недовольные возгласы, возмущенные взгляды и всеобщее порицание тут же уронила ее на пол. Телефон не замолкал ни на минуту. Я бросилась доставать его из-под лавки, стоявшей впереди нас, и, конечно, поднимаясь, пребольно ударилась об нее головой, что не могло не развеселить Фиону. Затем, то и дело спотыкаясь о ноги возмущенных прихожан, я с трудом выбралась из своего ряда и бегом направилась к двери, чтобы наконец с облегчением окунуться в уличный шум внешнего мира.
– Черт подери, твою мать, блин, – чертыхалась я, нажимая все кнопки подряд.
– Да, я тоже очень рада тебя слышать, Милли, – раздался в трубке голос матери, когда я поднесла сотовый к уху. – Ты слышал эту тираду, Фрэнк?
– Боюсь, что да, Джорджина. Мне кажется, Амелии все-таки нужна помощь.
– Думаю, ты прав, Фрэнк. Тогда на выходные мы хорошо все спланировали. Честно говоря, я ничего подобного еще не слышала в своей жизни. А ты?
Они продолжали мило беседовать, пока я мысленно кричала: «Алло, алло, родители, говорит Земля, алло!» Я никогда не могла понять, почему два чрезвычайно умных и интеллигентных человека не могут научиться нормально, как это было принято у обычных людей, говорить по телефону с другим человеком, которому они сами звонят.
