— Безмозглый осел! Джепсон предложил тебе свою помощь. Потом он помог мне, когда я оказалась в безвыходном положении. А ты высмеял его. Он такой же ветеран, как и ты, Бенно, и не забывай об этом.
Сжав кулаки, он бросился на меня, но я отступила в сторону, и он врезался в стену.
— Мы договаривались, что подобное не повторится, — процедила я, и он тут же начал просить прощения:
— Извини меня, я просто напился.
Когда он произнес это слово, которое отражало главную причину его несчастий, на меня нахлынул поток воспоминаний, и я опять услышала, как дядя Юдах говорит мне, давая деньги на свадебное платье: «Я хочу видеть тебя замужем, Шерл. Ты должна сделать свой выбор быстро и осознанно, ибо я опасаюсь, что ты можешь уподобиться тем сентиментальным еврейкам, которые упускают достойных мужчин, желающих взять их в жены, и мечутся в поисках каких-то отщепенцев, стремясь их спасти. Они подбирают пьяниц, психопатов, тех, кто долго не задерживается на одной работе, и прочих ненормальных, которые бьют своих жен. Они убеждают себя, что они, и только они, смогут спасти несчастного бедолагу, кого никто не понимает, — и тратят свои жизни в этих бесполезных попытках».
Я помнила, как в этом месте он замолчал, а затем невесело рассмеялся: «Припоминаю прекрасных дам, посвятивших себя такой жизни. Они горели желанием спасать запойных пьяниц, в то время как рядом был я — готовенький, трезвый, с хорошей зарплатой и не нуждающийся в том, чтобы меня спасали. Но они не замечали меня. Им нужно было спасать кого-то, а меня спасать было не надо».
Я спросила, почему он не женился, и он с горечью ответил: «Я был незаметным. Женщины замечали пьяниц, которые обеспечивали им их благородное занятие в жизни». Закончив подводить грустный итог своего одиночества, он взял меня за руки и торжественно произнес: «Шерл, подмеченные мной мелочи заставляют меня опасаться, что ты станешь одной из таких женщин, которые всегда будут искать, кого бы спасти. Позволь сказать тебе одну вещь. Прямо сейчас в Нью-Йорке можно найти сотен пять молодых людей — евреев, католиков, протестантов, республиканцев, — которые не задумываясь отдадут два пальца левой руки, чтобы жениться на такой прекрасной девушке, как ты. Ради Бога, Шерл, найди себе одного из них, кого-нибудь такого, которого тебе не надо будет спасать».
Я слушала его, но так и не услышала.
Избавление пришло в лице Эвана Кейтера, заглянувшего к нам домой с заманчивым предложением:
— Я должен оставить курсы при Нью-Йоркском университете и на пару недель уехать в Чикаго. Занятия на курсах проходят три раза в неделю, и я не знаю никого, кто мог бы справиться с ними лучше вас, Бенно Не заинтересует ли вас это?
Я едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть «да!» вместо него, и испытала огромное облегчение, когда он согласился:
— Сочту за честь.
И вопрос был решен следующим образом: «Две недели — это одна шестая семестра. Такую же часть своего гонорара я отдам вам. Содержание занятий? Шесть лекций по шести романам, которые вы хорошо знаете: „Поездка в Индию“, „Жестяной барабан“… И мне хотелось, чтобы вы включили мои заметки о „Мактиге“. Занятия по одному часу с ответами на вопросы последние двадцать минут, что особенно нравится слушателям».
Договорившись обо всем, Бенно засел за программные романы, впервые знакомясь с «Мактигом» и получая от этого огромное удовольствие. Когда приближалось время первого занятия, я, понимая, что он может нервничать, спросила:
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
— Мне не нужна нянька, — отмахнулся он.
В тот вечер, когда он вернулся домой, за ним притащились пятеро студентов, которые еще долго сидели с раскрытыми ртами, слушая, как он распространяется на различные темы. Я подала им лимонад, приготовленный из порошка, и, когда они уходили, слышала, как один из них сказал: «Этот Раттнер просто классный парень!»
Мне было совершенно ясно, что ему нравится преподавать, и я хотела, чтобы он увлекся этим новым делом. Сбежав тайком с работы в среду, я незаметно устроилась в заднем ряду аудитории и с замиранием сердца слушала его блестящие рассуждения о Томе Джонсе как о родоначальнике плутовского романа. От меня не ускользало то, как он гордится своими способностями подмечать тонкости художественного произведения, незаметные для других. Я никогда не слышала, чтобы он выражался так эффектно и демонстрировал необыкновенное умение подводить слушателей к выводам, которые несколько минут назад не пришли бы им в голову. Видя, как по-мужски умело он подает себя и использует свою очаровательную улыбку, чтобы заставить слушателей чувствовать себя свободно, я подумала: «Неудивительно, что я так люблю этого великолепного самца, и готова биться об заклад, что половина девиц в классе уже тоже влюблены в него».
Вечером, когда студенты покинули квартиру, я с восторгом говорила:
— Бенно, думаю, мы нашли то, что искали! Ты просто великолепно справился с этим! Студенты наверняка расскажут Кейтеру, и я уверена, что ты получишь постоянную работу. Тебе есть чем поделиться со студентами.
Он не разделил радости от моего предположения и не проявил прежнего энтузиазма, готовясь к следующему занятию в пятницу, которое я не смогла посетить. После занятий в тот день он не стал приглашать студентов к себе домой, а кргда я вернулась с работы, то застала его за бутылкой. В ответ на вопрос, как прошла лекция по «Мадам Бовари», он заорал:
— Я не хочу учить других, как писать книги! Я хочу, чтобы этому научили меня… — И объявил, что не собирается идти проводить эти глупые занятия в следующий понедельник.
Мне не удалось убедить его в том, что это отвратительно — не сдерживать обещаний, данных Кейтеру. Весь уик-энд я пыталась уговорить его изменить свое решение, но в ответ слышала такое сквернословие, которого никогда бы не допустила ни в одной из редактируемых книг. После безуспешных попыток отыскать Кейтера, чтобы посоветоваться с ним, мне осталось только отпроситься с работы на понедельник, среду и пятницу и проводить занятия на курсах самой.
Когда я сообщила студентам, что мистеру Раттнеру нездоровится, по аудитории пронесся ропот недовольства и мне пришлось начинать занятия в крайне неблагоприятной обстановке. Но я быстро перевела его в свободное обсуждение того, как люди лишь ненамного постарше них пишут и публикуют книги. Эта никому не известная сфера была мне хорошо знакома, и я вскоре завладела их вниманием. На следующем занятии я вела речь о грамматике, в чем мне волей-неволей приходилось хорошо разбираться. А вот в пятницу пришлось прибегнуть к помощи Сьюзи Дженкинз, отвечавшей в издательстве за авторские права. Вдвоем с ней мы привели поучительные примеры, рассказывая об аукционах по продаже книг нашего издательства: тех трех, на которых мы оказались победителями, и трех, которые проиграли из-за собственной некомпетентности.
На следующей неделе катастрофы не случилось, и занятия продолжались, но темы их были совсем не те, какие планировал Кейтер. Когда он узнал о выходке Бенно, отношения между ними испортились, и он больше не появлялся в нашей квартире.
Так прошло несколько невеселых лет, в течение которых я неуклонно поднималась по служебной лестнице в «Кинетик», а Бенно целыми днями слонялся по квартире, изредка посещая те или иные занятия по вечерам. В 1976 году «Изгнанный» Йодера потерпел полный коммерческий провал, и я пригрозила уйти из «Кинетик» вместе со своими писателями, если издательство не продлит контракт с милым моему сердцу немцем. В этом же году Раттнер предпринял еще одну попытку закончить свой роман. Он вышел из творческого тупика каким-то оригинальным путем, который он нашел сам без малейшего моего вмешательства, ибо этот путь противоречил всему, что мне было известно о редактировании.
— Дорогая, теперь мне совершенно ясно. Я шел не тем путем. Я прислушивался к твоим советам, как мне писать свою книгу. Затем я слушал Эвана Кейтера, как бы он стал делать это. Потом меня пытались обработать люди из «Галлантри», а если бы я клюнул на предложение от «Саймон энд Шустер», то давно бы уже лишился надежды написать что-нибудь стоящее. Все дело в том, что писатель должен сам решать
