останавливались высокопоставленные сотрудники других издательств, чтобы засвидетельствовать свое почтение и разузнать, кого там еще откопала Ивон. Но она не изъявляла желания представлять меня, и все уходили в неведении. Разговор наш вертелся вокруг того, какой она хотела видеть книгу:
— Я представляю ее объемом не более чем в три сотни страниц. В ней не должно быть воды. Суть, и только суть. Минимум тонких анекдотов и как можно больше выразительных «напримеров».
— Чего-чего?
— Вы излагаете положение, затем приводите как минимум две яркие, но короткие иллюстрации. Мы зовем их «напримерами». — Не дав мне ответить что-либо на свои предложения, она отложила вилку и задала мне вопрос в лоб: — Как вы думаете, доктор Стрейберт, у вас есть данные для того, чтобы стать ведущим литературным критиком? Человеком, у которого действительно найдется, что сказать?
— Мои учителя думали именно так.
— Но объективные основания для этого у них были? Что вы на это скажете?
Я понял, что это более пристрастный допрос, чем на защите степени доктора. Вызов был брошен, но, как ни странно, мне захотелось принять его и доказать этой смышленой бабенке, что ни в чем не уступлю ей:
— Этим летом в Афинах я на протяжении целых одиннадцати дней дискутировал с профессором Девланом на его уровне, а уровень этот считается у специалистов одним из самых блестящих. И мне вполне удалось удержаться на нем. Полагаю, что я смогу развить дальше идеи, заложенные Ауэрбахом в его «Мимесисе».
При упоминании этого имени она улыбнулась.
— В таком случае я начинаю доверять вашим суждениям, — сказала она и принялась последовательно излагать вопросы, которые я должен был раскрыть в своей книге, чтобы она могла чего-то стоить. — Вы уже прямо сейчас можете представить себе контуры каждой из глав, не так ли? — спросила она, и я ответил:
— И вы, очевидно, тоже. Так почему бы вам самой не написать эту книгу?
На что она ответила:
— Я чудесно строю каркасы, а вот с «напримерами» у меня напряг.
Когда мы уже собирались покинуть ресторан, она предупредила:
— Сегодня у нас с вами еще ничего не решено. Я ничего не решаю единолично, знаете ли. Мне придется довести свои соображения до сведения редакционной коллегии. Но думаю, что смогу добиться, чтобы они разрешили мне сделать вам серьезное предложение. И тогда мы вновь вернемся к нашему разговору, чтобы убедиться, что вы действительно способны сделать то, о чем мы говорим. Если я найду такое подтверждение, то к концу октября вы получите контракт. Но мне придется побеседовать с вами еще раз.
— О чем?
— Для того чтобы ваша книга пришлась ко двору и с самого начала привлекла к себе необходимое внимание, свое отношение в ней вам надо выразить не только к старым, но и к современным писателям Америки. Где-то главе в седьмой вы должны сказать нечто вроде: «Читатель поймет, что я веду речь о… (Думаю, что лучше, если это будет от первого лица, но ненавязчиво) … что я веду речь об универсальных проблемах и использую критерии, которые применимы к произведениям на любых языках к к писателям всех времен, особенно живущим в наше время в Америке». Затем, руководствуясь критериями, изложенными в главе первой, вы упоминаете четырех современных писателей, которые, по вашему мнению, отвечают этим требованиям, и противопоставляете им другую четверку, талант которой вы отвергаете, как не отвечающий этим критериям. В каждую из этих двух категорий должны попасть только хорошо известные имена. И чем больше бешенства вызовет ваш выбор, тем больше это понравится читателям. Именно это привлекает внимание, а внимание — это то, что обеспечивает продажу книги.
Она не позволила мне проводить ее назад в офис.
— Пустая трата времени, моего и вашего. Мне надо встретиться еще кое с кем, а вас ждет работа.
— Я думал, что мы посмотрим мои заметки к седьмой главе, — возразил я.
— О, нет! — вскрикнула она, убегая — Поработайте в тишине и как можно напряженнее. — Но, увидев мое разочарование, она задержалась. — Доктор Стрейберт, я всерьез восприняла характеристику, которую вы дали себе. Думаю, что у вас есть все, чтобы стать первоклассным критиком, а я помогу вам в этом, — закончила она и исчезла со скоростью пули.
В понедельник я получил от нее подтверждение: «В среду вношу свое предложение на заседании коллегии и немедленно сообщу результаты. Ивон Мармелл».
Миссис Мармелл позвонила в среду в конце дня и с едва скрываемым удовлетворением сообщила:
— Они дали мне зеленый свет. Но только если — я подчеркиваю — если мы с вами сможем убедить друг друга в жизнеспособности этой идеи, если вы заставите меня поверить, что немедленно возьметесь за работу, и, самое главное, если у вас найдется, что сказать о наших современниках. Так что затачивайте свои карандаши и собирайте мысли в кучу.
— Уже собрал. Когда я могу приехать, чтобы встретиться с вами?
— Будет лучше, если приеду я. В субботу. Встретимся за ленчем в гостинице Дрездена.
— А я думал, что вы никогда ни с кем не встречаетесь по выходным.
— В своем офисе — никогда. А вот в прелестной гостинице «Дрезденский фарфор» — всегда пожалуйста.
— Увидимся в полдень, с заточенными карандашами.
— Договорились.
Гораздо позднее я узнаю, что миссис Мармелл придерживалась строгого правила, помогавшего ответственным редакторам избегать неприятностей: «Посещая одного из своих старых авторов, никогда, даже под страхом смерти, не рассказывай ему, что ты одновременно встречаешься с молодым и многообещающим».
Она направилась в Дрезден, не только чтобы встретиться со мной, но главным образом, чтобы решить более важную редакторскую задачу: переработать с Лукасом Йодером некоторые беспокоившие ее места в рукописи, которая будет иметь решающее значение для каждого из них. Роман «Маслобойня», как он назвал его, представлял собой сказание о страстном отношении пенсильванских немцев к земле и вообще к крестьянской собственности. Они оба знали, что будущее Йодера, а возможно, и ее тоже, целиком зависело от успеха этого романа. Они разделили четыре провала, постигшие его первые грензлерские романы, и, несмотря на поразительный успех «Нечистой силы», могли припомнить множество примеров, когда случалось, что после длительной борьбы писатель наконец взлетал наверх, но только для того, чтобы вновь рухнуть вниз с очередным романом. Им этого вовсе не хотелось.
Очевидно, что для «Кинетик» «Маслобойня» значила даже больше, чем для самого Йодера, ибо если ее постигнет тот же небывалый успех, го неизбежно возобновится интерес к первым четырем книгам гренадерской эпопеи. А поскольку все расходы на них уже возмещены, то всякая дополнительная продажа обернется чистой прибылью, за вычетом лишь незначительных накладных расходов на хранение, изготовление переплетов и запуск уже имеющихся форм в производство. Коммерческая заинтересованность «Кинетик» в успехе будущей книга Йодера была стройной.
Более того, с каждой удачной серией повышается интерес коллекционеров к приобретению полного комплекта книг, особенно первого издания. Так что нетрудно предвидеть взлет цен на первые книги Йодера, если их вообще можно будет найти. Поэтому визит Мармелл в Дрезден был отнюдь не формальным. Он преследовал две жизненно важные цели: подвигнуть автора бестселлеров на повторный успех и определиться с кандидатом на создание первоклассного критического труда, который может найти широкую аудиторию в университетских кругах. Такие напряженные уик-энды выдавались у миссис Мармелл нечасто.
Итак, втайне от меня она приехала в город еще в пятницу и всю вторую половину дня усердно работала с Йодером на его ферме. Ну а теперь, в субботу днем, подошла очередь заняться мной. Появившись в «Дрезденском фарфоре», где останавливалась еще во времена работы над «Нечистой силой», она постаралась создать впечатление, что только что приехала из Нью-Йорка. Но, чтобы
