— Хочу обратить твое внимание, Карл, твое и остальных. Это именно то, к чему мы стремимся, когда работаем над романом.
И он рассказал о том, как на следующий день молодой американец вновь вернулся в тот дом, смирившись с мыслью о возможной женитьбе на старой деве ради того, чтобы заполучить драгоценные письма. Пробежавшись по напряженному и красиво изложенному сюжету, он дрожавшим от волнения голосом прочел ключевой абзац:
«Она стояла посреди комнаты, глядя на меня с неизъяснимой кротостью, и этот всепрощающий, всеразрешающий взгляд придавал ей что-то неземное. Она помолодела, похорошела, она больше не была ни смешной, ни старой… это чудо душевно преобразило ее, и, пока я смотрел на нее, внутренний голос зашептал мне: „Почему бы и нет? В конце концов, почему бы и нет?“ Мне вдруг показалось, что я
Оторвавшись от книги, он сказал убежденно:
— Итак, он решает, что может жениться на ней. Письма стоят того. А теперь, Карл, я хочу, чтобы ты обратил внимание, как мастерски Джеймс заканчивает свой рассказ. — И он возобновил чтение:
«Вы сегодня уезжаете? — спросила она. — Впрочем, это не имеет значения, все равно мы с вами больше не увидимся. Я так решила.
— Что думаете делать вы? Куда направитесь? — спросил я.
— О, не знаю. Самое главное я уже сделала. Я уничтожила письма.
— Уничтожили письма? — ахнул я.
— Да, на что они мне? Я их вчера сожгла в печке, все до последнего листка.
— До последнего листка, — повторил я машинально.
— На это ушел почти весь вечер — их было так много.
Комната вдруг пошла кругом, и на миг у меня потемнело в глазах. Когда темнота рассеялась, мисс Тина… продолжала:
— Я больше не могу оставаться с вами, не могу. — И… она отвернулась от меня, как ровно сутки назад от нее отвернулся я…
Я написал ей, что продал портрет, но миссис Прест я признался, что он висит над моим письменным столом. Иногда я смотрю на него, и у меня щемит сердце при мысли, что я потерял, — я говорю о письмах Асперна, разумеется».
Девлан осторожно закрыл книгу — это было похоже на драматическое прощание, сродни тому чувству, с каким мисс Тина смотрела вслед молодому человеку, в ужасе убегавшему от нее, после того как она предложила ему жениться на ней.
— Что это, Девлан? — вынужден был спросить я.
— Конец рассказа.
— Но зачем вы прочли его? Что он означает?
— Я хотел напомнить тебе, Карл, что конец «Асперна» — это то, к чему мы стремимся, когда пишем свои произведения. К тому, чтобы кульминационный момент был наполнен откровениями, смыслом и человеческими страстями.
— Почему вы говорите мне об этом?
— Потому что твой второй критический труд оказался поразительно механистическим. В нем нет и намека на те озарения, что были в твоей первой книге. Ты хвалишь только те работы, где идеи умело организованы и выстроены. А те, которые отличаются глубиной проникновения в суть вещей и где видны ростки страстей, остаются незамеченными тобой. — Прежде, чем я успел вставить слово, он пошел прочь, а затем оглянулся на ходу, напомнив собой шаловливого гнома: — Нас, ирландцев, можно обвинить в чем угодно, но только не в бесчувственности. Встречный ветер с берега может свести с ума возвращающегося домой моряка так же, как и воспоминания о прелестном ребенке, потерявшемся на краю болота.
— Девлан! — резко воскликнул я. — Неужели вы привели меня в эту оливковую рощу только для того, чтобы прочесть лекцию о чувствительности ирландцев? Ведь это не так, дорогой мой друг?
Застигнутый врасплох моим прямым вопросом, Девлан попытался сформулировать ответ, но это ему не удалось, и он протянул правую руку, словно пытаясь схватиться за невидимую опору. Продолжая беззвучно шевелить губами, он смотрел на меня так жалобно, что я не выдержал:
— Майкл! У вас что, сердечный приступ?
Тряхнув головой в знак отрицания, он прошептал, выискивая глазами камень, чтобы присесть:
— У меня на самом деле приступ, мой драгоценнейший друг, приступ глубочайшей печали, какую только может испытывать человек.
— Что это за печаль? — Тревога в моем голосе выдавала огромную любовь, которую я питал к человеку, разбудившему мой ум и мое сердце.
Вид у Девлана, которому этим летом исполнялся пятьдесят один год, стал совершенно потерянным.
— Огромная печаль обрушилась на меня еще до того, как я покинул Оксфорд, ибо мне стало ясно, что я еду в Грецию, чтобы сказать прощай самому дорогому человеку в моей жизни… тому, кто помог мне воспрянуть и воодушевиться.
— Майкл! — Я никогда не называл Девлана просто по имени, теперь же сделал это дважды в течение минуты.
Некоторое время никто из нас не произносил ни звука, затем Девлан протянул мне руку и усадил меня рядом с собой на камень. Откинув волосы с моего лба, он сказал:
— Дорогой друг, мы не должны больше видеться, случилась ужасная вещь, которая кладет конец нашим отношениям.
— Что? — хрипло спросил я.
— Молодой человек, преуспевавший в Оксфорде — так же, как ты в Колумбии, — отправился по моему настоянию на год в Гарвард. Находясь там, он тоже демонстрировал успехи, ведь я всегда был способен обнаруживать подлинные таланты, как тебе известно. Но, помимо всего прочего, он вступил в легкомысленную связь с доцентом из Калифорнии, который был его преподавателем… ну, ты знаешь, как это бывает.
— И что?
— Калифорниец оказался болен спидом.
— И?..
— Наградил им моего избранника. В Оксфорде еще не было ни одного такого случая, и вот… После длительного обследования у врачей не осталось никаких сомнений в этом.
— Он умер?
— Да.
— И вы были так привязаны к нему, что до сих пор страдаете?
— Был, но больше не испытываю привязанности. Он прекрасно знал, что инфицирован, но продолжал жить со мной и признался только за четыре дня до смерти.
— И вы… — Я не смог закончить фразу.
— Да. Те же самые крупные специалисты попытались отследить всех, кого Питер мог заразить. Карл, таких оказалось не меньше десятка! Когда они вышли на меня, по показаниям его квартирной хозяйки и парочки молодых людей, которым он называл мое имя… — Его лицо исказила гримаса боли. — Уверен, что он говорил им всякие гадости про меня. Так вот, эти крупные специалисты, с удовлетворением обнаружившие, что убило Питера, смотрели на меня с нескрываемым презрением и отвращением. И это в моем-то возрасте, при моей репутации и, что самое главное, при том, что мне приходится иметь дело с молодежью. Думаю, что они с удовольствием обнаружили у меня заболевание. И с таким же удовольствием сообщили, что жить мне осталось недолго, предупредив, чтобы я, упаси Боже, не передавал его дальше по цепочке…
Мы сидели среди оливковых деревьев и молча смотрели, как вдали крестьяне возделывают свое поле.