открытии:
— Полагаю, мне известно имя субъекта, пославшего этот конверт. Это тот же человек, который собрал нас вместе в Кадакесе. С помощью иероглифического письма он продолжает указывать нам путь к тайне.
Француженка снова оторвалась от журнала и задала мне вопрос взглядом своих голубых глаз.
— Ты сама найдешь разгадку, — мстительно проговорил я. — Вначале вычисли стоимость марок.
Секунды через две она ответила:
— Тысяча.[24]
— И что это за библейский персонаж?
— Ева.
— Ну так сложи эти два слова.
Теперь уже Саре пришлось сдерживать эмоции:
— Милева…
— Вот и адресант наших писем, — с гордостью заключил я.
— Секундочку!.. Это блестящее заключение, однако оно не имеет смысла. Как может быть отправителем писем женщина, умершая в тысяча девятьсот сорок восьмом году?
Я задержал дыхание, чтобы мои чувства не выплеснулись слишком бурно. Наступил черед самой рискованной части моей гипотезы.
— Нам известно, что у Милевы была дочь. Больше того — утаенная.
— Ну да, Лизерль. Если она сейчас жива, то ей уже исполнилось сто восемь лет. Так говорил Павел.
— А теперь предположим, что непризнанная дочь гения, получившая от него в наследство величайший секрет, передала его собственной дочери. В те времена младенцев часто нарекали в честь дедушек или бабушек. Итак, дочку Лизерль могли бы звать…
Сара, пораженная этим открытием, поднесла руку к груди и проговорила:
— Милева.
Часть вторая
ВОЗДУХ
20
Поезд на Будапешт
Мы решили в ту же ночь поездом отправиться в Сербию. Если мое предположение, разделяемое Сарой, верно, то дочь Лизерль, хранительница тайны Эйнштейна, скорее всего, продолжает жить на родине своей матери.
Когда мы окажемся в Сербии, сеть нам придется раскидывать лишь в двух городах — в столичном Белграде и в Нови-Саде, на родине Милевы Марич, бабушки той особы, которую мы разыскивали, а она, как нам представлялось, хотела найти нас.
Свой последний день в Берне я потратил на посещение нескольких домов, с которыми была связана биография Эйнштейна. Ведь рукопись следовало довести до конца. По моим сведениям, патентное бюро, первое место его работы, располагалось на Генфергассе, однако в тысяча девятьсот седьмом году переехало в здание почты, ныне снесенное.
От мира, в котором Альберт набрасывал свои первые теории, оставались лишь кафе «Больверк» и квартирка на улице Крамгассе, дом 49, где жили они с Милевой.
Я провел вечер в этом доме, кое-что фотографируя и фиксируя детали, не отраженные в книге Йосимуры. Затем мы встретились с Сарой — француженка вела собственное расследование.
Пока мы шагали по вокзалу в поисках поезда на Будапешт — в Сербию мы собирались попасть через венгерскую столицу, — Сара многозначительно шепнула мне на ухо:
— Я знаю, где нас ждут в Белграде.
— Да ну? — Я недоверчиво покосился на нее.
— Слушай, догадаться было не так-то сложно. Думаю, охоте конец.
Потом Сара вытащила из кармана свой iPhone и высветила последнее полученное сообщение. Я читал его под металлические звуки объявлений и шорох вагонных колес — уходящие и прибывающие поезда больше всего напоминают джаз-банд.
Текст оказался столь же лаконичным, как и сообщение на почтовой карточке с видом Кадакеса, телефонный звонок и послание робота-художника в кабаре «Вольтер». Оно пришло днем, в двенадцать двадцать четыре, со скрытого номера: «Белград. Отель «Рояль». Бар. Понедельник, 21.30».
— Ну и что ты думаешь? — спросила она, впившись в меня своими голубыми глазами.
— По-моему, старушка приглашает нас на ужин. Придется отыскать этот отель с высокопарным названием.
Сара взяла меня под руку, и мы направились ко второму пути, откуда через десять минут отъезжал наш поезд.
Пока мы протискивались сквозь толчею пассажиров с чемоданами и газетами, француженка добавила:
— Найти его для меня труда не составило. Это дом пятьдесят шесть по улице Краля Петра, в центре Белграда. Давай там переночуем — вдруг наша встреча затянется. Бронирование я взяла на себя.
— Я смотрю, времени ты не теряла. — Я усмехнулся, а сам гадал, один или два номера забронировала для нас Сара.
В вагоне проводник объявил, что нам предстоит сделать две пересадки, чтобы в итоге попасть на