дети – значит, вы поймете меня.
– А как он сейчас? Я имею в виду вашего сына.
– В порядке. Просто он хочет знать, что случилось, и я предпочитаю сказать ему все, как есть. В конце концов, утопленники – это как раз по моей части.
В голосе сержанта Гарсиа прозвучала невеселая усмешка. Эрин встретилась с ним глазами. Он выглядел усталым, озабоченным, и она подумала: наверное, на самом деле он лет на десять моложе, чем кажется. Ей захотелось немедленно рассказать ему всю правду, но она подавила это желание.
– Мне хотелось бы помочь вам, – сказала она, – но я не знаю, смогу ли быть вам полезна. Мистер Киллиан был просто одним из посетителей, вот и все Я едва знала его.
Эл Гарсиа бросил окурок на землю, и он, зашипев, угас в соседней луже.
Когда Гарсиа уже сидел в машине, Эрин сделала ему знак, чтобы опустил стекло окошка, и, подойдя поближе, спросила:
– Если вы ведете расследование неофициально, как же вы сумели попасть в его квартиру?
– Я просто попросил консьержа открыть мне дверь. – Гарсиа подмигнул. – Значок полицейского кое-что да значит. – Он включил зажигание. – А вы шли бы назад, а то еще, не дай Бог, простудитесь.
– А официально будет что-нибудь делаться?
– По поводу Киллиана? Пока нет. Коронер обещал, что подождет с подписыванием бумаг с неделю или около того, пока я не разведаю обстановку.
– Где сейчас тело Джерри?
– В Миссуле. Лежит в морозильнике в компании подстреленного лося, тонны этак на две.
Меньше всего на свете Мордекаю хотелось бы сейчас видеть свою кузину Джойс, но деться от нее было некуда.
– Просто кошмар, – сказала она, бросая ему на стол пачку цветных слайдов. – Я нашла это в ящике среди белья Пола.
– А как себя чувствует Пол? – обреченно спросил Мордекай.
– Немного лучше. Но это явление временное.
– А что насчет той синагоги? Вспомнил кто-нибудь, где она находится?
– Не было никакой синагоги, Мордекай, – с ожесточением проговорила Джойс. – Посмотри эти слайды.
Это были снимки, сделанные одним из приятелей Пола Гьюбера на том злосчастном мальчишнике. Мордекай принялся методично просматривать их один за другим, поднося к стоящей на столе лампе.
Джойс села и захлюпала носом.
– И за этого человека я собираюсь замуж!
А Мордекай тем временем жалел, что у него под рукой нет проектора и экрана. Женщины на снимках, веселые, смеющиеся, были все как одна в костюме Евы. На одной из фотографий он увидел молодое лицо Пола Гьюбера, прижатое к голому животу красивой брюнетки таким образом, что создавалось впечатление, будто у него небольшая курчавая бородка наподобие эспаньолки.
– Совершенно очевидно, что он был пьян, – сказал Мордекай. – Перебрал лишку.
– Не оправдывай его. Я хочу, чтобы ты подал в суд на этого сукина сына.
– За что? Вы ведь пока еще не муж и жена.
– Бывают же на свете адвокаты, – сердито проворчала она, сморкаясь.
– А это что? – Мордекай пристально рассматривал последний снимок, не похожий на остальные. На нем был изображен высокий человек с седыми волосами и заметным брюшком, наклонившийся над все еще стоящим на коленях Полом Гьюбером. Обеими руками седовласый незнакомец взметнул над головой Пола, словно занесенный топор, зеленую бутылку. Его лицо было искажено яростью. Позади него Мордекай разглядел фигуру еще одного высокого мужчины, раскинувшего руки, словно пытаясь предотвратить расправу.
– Это просто динамит, – сказал Мордекай. Он достал из верхнего ящика стола лупу и снова склонился над снимком.
– Я рада, что доставила тебе удовольствие, – сухо отозвалась Джойс. – Мое будущее под угрозой, но, слава Богу, хоть ты можешь поразвлечься.
– Джойс!
– Что?
– Заткнись, сделай милость.
Хлюпанье и шмыганье носом прекратилось. Лицо Джойс приобрело холодное и презрительное выражение.
Мордекай поднял голову от снимков. Он так и сиял.
– Я знаю этих парней!
– Кого? Почему ты улыбаешься?
– Поезжай сейчас же домой, Джойс, и заботься как можно лучше о своем женихе.
– Как я могу заботиться о нем, если он ушел играть в гольф?
