— Вы рассуждаете, как фашисты. Потом вы запретите выпивку, а затем секс. — Он усмехнулся. — И не останется ничего.
— Я всегда считала, что у вас инстинкт саморазрушения, — проговорила она, продолжая, однако, улыбаться.
Подошел Фергюсон с выпивкой на подносе.
— Для нас с вами скотч, Диллон, а для старшего инспектора — джин с тоником.
— Я предпочла бы чай, сэр, и Диллону он тоже не повредил бы. — Анна встала и направилась к бару.
— Подобное я уже видел, — сказал Фергюсон. — Когда эта девушка выйдет замуж, она станет одной из тех еврейских матерей, о которых вы читаете в книгах. Она железной рукой станет управлять своим мужем и указывать, кому что следует делать.
— Бригадир, по-моему, вы стареете. У меня есть для вас новость. Есть куча мужчин, готовых встать в очередь, чтобы Анна Бернстейн железной рукой правила ими.
В этот момент у входа в палатку появилась Аста. Она осмотрелась, заметила их и подошла.
— Вот вы где!
Она села, и Диллон спросил ее:
— А где Морган?
— Повез Марко в Арисейг, в местную больницу. Он боится, что вы сломали ему ребро. Я сказала, что до замка я доберусь сама.
— Хорошие новости! — отозвался Фергюсон.
К ним подошла Анна с подносом, нагруженным чашками и двумя чайниками.
— Я увидела, что вы пришли, — сказала она Асте. — Угощайтесь.
Аста поставила чашки и блюдца на стол, а Анна стала разливать чай.
— Вам не кажется, что Диллон был великолепен?
— Как сказать…
— Но послушайте, старший инспектор, ведь тот несчастный заслужил все, что с ним случилось, правда заслужил.
В палатку вошел Гектор Мунро и направился к бару. Компания Фергюсона наблюдала, как он купил полпинты виски и повернул к выходу. Но тут он заметил их и, секунду поколебавшись, подошел.
Поздоровавшись с девушками, обратился к Диллону по-гэльски.
— Вы ждете от меня слов благодарности, не так ли?
— Отнюдь, — ответил Диллон по-ирландски. — Как он?
— У него дубленая шкура, но от этого ублюдка ему все-таки досталось. — Он вдруг усмехнулся. — А знаете, Диллон, вы тоже порядочный подонок.
Он ушел, а Аста спросила:
— Это был гэльский?
— Да, а отвечал я по-ирландски. Языки очень похожи.
— Он благодарил вас за спасение сына? — спросила Анна.
Диллон усмехнулся:
— Да он в жизни ни разу никому не сказал спасибо, ни разу.
Кто-то воскликнул: «Ага, вот вы где!» — и все обернулись на голос. Мимо посетителей к ним пробиралась леди Кэтрин, опираясь на свою палку. Под другую руку ее держала Дженни.
— Дорогая миледи, — Фергюсон поднялся ей навстречу, — какая неожиданность видеть вас, да еще посреди этого столпотворения!
Дженни помогла ей сесть, и леди Кэтрин объяснила:
— Это своего рода обязанность. Видите ли, люди ждут меня. — Она обратилась к Диллону: — Я издалека увидела вас на ринге. Довольно неприятное дело, и вряд ли это спорт. Боже, что он сделал с вашим лицом!
— Вы правы, мадам, но он выглядит еще хуже, — ответил Диллон.
Она улыбнулась и повернулась к Фергюсону:
— К сожалению, я должна идти, мне нельзя переутомляться, но я буду иметь в виду.
— Иметь в виду что, леди Кэтрин?
— Библию. Мне тут пришла в голову одна мысль. Почему бы вам по дороге домой не заглянуть ко мне? Мы бы обсудили это дело. — Она тяжело поднялась. — Пошли, Дженни, нам пора. Всем до свидания.
Она двинулась сквозь толпу, опираясь на руку Дженни, и Анна заметила:
— Похоже, что в скором времени мы выясним что-то новое о книге…
— Наверняка, — поддержал Фергюсон. — Сказать по правде, мне не терпится узнать, что же она желает сообщить нам. А вы что об этом думаете, Диллон?
Диллон нахмурился и закурил.
— Что бы это ни было, здесь что-то необычное. Не думаю, что она посоветует поискать в третьем ящике письменного стола в кабинете или еще где-нибудь в этом роде. Это что-то такое, что даже не может прийти нам в голову.
— И Карлу тоже. — Аста повернулась к Фергюсону. — Мне можно поехать с вами, бригадир? Я была бы рада посмотреть, как вы обходите Карла.
— Конечно, моя дорогая, почему бы и нет? — улыбнулся Фергюсон. — В конце концов, вы же теперь играете за нашу команду.
В Лох-Ду «рэнджровер» вел Диллон. Перед отъездом он разыскал пункт «скорой помощи» на ярмарке, и теперь на его правой щеке красовался пластырь, хотя дежурившая в пункте дама из бригады «скорой помощи» больницы Святого Иоанна настоятельно советовала ему обратиться за полноценной медицинской помощью.
— Ты в порядке, мой мальчик? — спросил его Фергюсон, когда они покидали машину у дверей флигеля.
— Я в порядке, не берите в голову, — усмехнулся Диллон. — Я уже об этом и думать забыл.
Фергюсон постучал в дверь, и через некоторое время ее открыла Дженни.
— Их милость в гостиной.
Фергюсон пошел первым. Леди Кэтрин сидела в кресле у камина с пледом на коленях.
— Вот и вы. Проходите, рассаживайтесь. Чаю и печенья, Дженни, и откройте окна, здесь довольно душно.
— Разумеется, ваша милость, — ответила Дженни и исполнила распоряжение.
Все расселись, Диллон сел у фортепьяно и взял сигарету.
— Отлично, — сказал он.
— Угостите и меня одной палочкой, способствующей раку, и передайте мне фотографию в серебряной рамке, которая стоит на пианино.
— С удовольствием, мэм. — Он сделал все, о чем она просила: дал огня, а потом сходил за фотографией. На снимке была молодая женщина в летной куртке Королевских ВВС и в шлеме времен Второй мировой войны, стоявшая на фоне «спитфайра». Было ясно, что это леди Кэтрин.
— Вы похожи на кинозвезду в одном из этих старых военных фильмов, — сказал он, передавая фотографию Фергюсону.
Тот улыбнулся.
— Это потрясающе, леди Кэтрин, просто потрясающе. — Он передал снимок Анне и Асте, сидевшим рядом на диване.
— Да, это было незабываемое время. Знаете, ведь меня наградили Орденом Британской империи. Вот я рассказала вам про военное время вчера вечером, и все как наяву представилось вновь. Воспоминания не дали мне заснуть до утра. Припомнились и разные удивительные случаи, и отважные женщины, погибшие в ту войну. И вдруг я вспомнила одно довольно странное происшествие. Замечательная летчица по имени Бетти Кей-Джопп пилотировала «барракуду» над Шотландией и попала в плохую погоду. Она приводнилась на Ферт-оф-Форт, и самолет затонул на глубине сорок футов. Бетти,
