покупалось: единственным источником ее благосостояния, до которого он смог додуматься, была проституция, и он прямо сказал ей об этом. Таня лишь рассмеялась в ответ.
– В деньгах я не нуждаюсь, – сказала она. – У меня создан клуб обмена дефицитом.
– Что это?
– Эх вы, – поддела она. – Образованьица-то у вас явно маловато для офицера КГБ.
Таня работала продавщицей косметики. Косметика всегда была в дефиците – покупателям требовалось гораздо больше этого товара, нежели его производилось в стране и импортировалось. Хорошая косметика распродавалась за несколько минут. Таня и ее коллеги-продавщицы стали регулировать спрос и предложение. Таня откладывала кое-какой дефицитный товар для своих подруг, а те в обмен на косметику снабжали ее товарами, к которым сами имели доступ. У одной были итальянские свитера, у другой – зимние пальто, у третьей – майонез. На создание целой сети взаимозависимых контактов ушел не один год. Но Таня продолжала плести свою сеть, организовав бизнес внутри бизнеса, существующего в ЦУМе. Она занималась спекуляцией на грани нарушения законности, но это не относилось к компетенции КГБ. Таким путем многие зарабатывали себе на жизнь.
Чантурия, как он вскоре понял, стал частью ее плана расширения бизнеса. Он имел доступ к закрытым распределителям партии, где отоваривались отдельные категории советских граждан, в том числе и сотрудники КГБ.
Нельзя сказать, что Таня полностью увязла в бизнесе. Она не нуждалась в новом муже: единственный и постоянный босс – для нее это слишком много. Но ей нужен был приходящий друг, который время от времени спал бы с ней. Чантурия вскоре догадался, что свои деловые принципы Таня перенесла и на личную жизнь. Она, впрочем, сделала это тонко, чтобы он не почувствовал, что является всего-навсего частичкой ее клуба обмена дефицитом.
Таня или приходила к нему домой раз-два в неделю, или принимала его у себя на квартире. И тем не менее, если не считать товаров из партийных закрытых распределителей, она не втягивала его в свою деловую жизнь и не совалась в его служебные дела. Ей хотелось, чтобы жизнь текла размеренно, легко и без всяких забот.
– 5 —
10 часов 30 минут утра,
Лубянка
Лев Бок, администратор пострадавшего кафе, замерз. Весь предшествующий день и сегодняшнее утро он просидел на Лубянке в пустой комнате без окон. В ней стоял холод, но Комитет госбезопасности – это такое учреждение: хочешь не хочешь, а считаться с ним приходится.
Руки у Бока все еще слегка дрожали, когда он сел за стол напротив Чантурия, ожидая, пока тот закончит читать его объяснение, пересланное из милиции. А Чантурия ознакомился с объяснением еще до прихода Бока и теперь не читал, а исподтишка наблюдал за его пальцами, ритмически выбивающими дробь через каждые две секунды: судорожные три удара и пауза, судорожные три удара и пауза.
Не отрывая глаз от объяснения, Чантурия спросил:
– Скольких налетчиков вы опознали?
– Скольких… скольких? Ни одного. В моем объяснении не написано, что я кого-то опознал. Разве не так?
Чантурия поднял на него глаза:
– Вот ваше объяснение. Узнаете? Вот ваша подпись внизу. Это ваша подпись?
Лев Бок утвердительно кивнул и добавил:
– Но я же говорил милиционеру, что не знаю никого из налетчиков.
– Мы сейчас не обсуждаем, что вы там говорили в милиции. Я спрашиваю: скольких из них вы опознали?
– Но они же натянули на лица капюшоны…
– И все же если вы кого-то хорошо знаете, то он не скроется и под капюшоном.
– А с какой стати кто-то из моих знакомых станет нападать на кафе?
– На этот вопрос я не могу ответить. Я хочу знать пока одно: скольких налетчиков вы знаете, а вы на мой вопрос не отвечаете.
– Я же вам сказал: никого из них не знаю.
– Нет, вы не сказали. Это ваше официальное показание?
– Так я написал в объяснении, я же помню.
– Да, но теперь-то это ваше официальное показание?
– Да, конечно же.
– Очень хорошо. Пойдем дальше. Я думаю, если вы перестанете уклоняться от моих вопросов, то дело пойдет гораздо быстрее, гражданин Бок.
Паузы в выстукивании Боком барабанной дроби сократились с двух секунд до одной.
– Но уверяю вас, я вовсе не уклонялся от вопросов! Я просто…
Чантурия резко оборвал его:
Какой банде вы платите за покровительство?