Чантурия улыбнулся, угадав эту мысль по глазам полковника. Конечно же, и прививка против оспы тоже говорит о том, что она сделана не в Советском Союзе, – здесь прививку делают на предплечье.
– Он явно не славянского происхождения – скорее нордический тип, – продолжал Чантурия. – Кровь нулевой группы, резус положительный. Не курил – легкие чистые. Мы проверяем отпечатки пальцев – заключения пока нет. Он умер… – Чантурия открыл папку с официальным медицинским заключением, которую он принес не в качестве шпаргалки, а лишь чтобы показать, что бумажное дело заведено, – …от проникающего ножевого удара в сердце через грудь.
В медицинском заключении содержался результат вскрытия, на рисунке показаны контуры человеческого тела в двух положениях – прямо и сбоку. В заключении отмечена только одна рана, аккуратно нарисованная красным карандашом на теле во фронтальном положении. Поля рисунка испещрены заметками патологоанатома.
– Какие же ваши выводы? – спросил полковник.
– Пока они носят предварительный характер. Никто из свидетелей не заметил, как его ударили, но расположение раны говорит, что удар нанес левша.
Полковник только хмыкнул:
– Давайте дальше.
– Убитый, по всей видимости, недавно поездил по многим странам, так как у него найдены различные деньги. Хотя, конечно, – добавил Чантурия, – их могли и подкинуть, чтобы затруднить опознание, а не способствовать ему. Или же он мог получить их в виде сдачи в магазине, где торгуют на валюту. Как вам известно, кассиры там склонны считать валюту всех несоциалистических стран взаимообратимой.
– У него также неплохой вкус. Я имею в виду женщину, – заметил полковник.
– Это уж точно.
Чантурия не хотелось снова упоминать о женщине, хотя он и полагал, что говорить о ней все же придется.
– А эта женщина, что была с ним, – кем она, по-вашему, могла бы быть?
– Боюсь, вынужден буду доложить, что пока нам ничего не известно.
– Не говорите «нам», товарищ капитан. Следствие ведете вы, а не я и не кто-то другой. От меня нечего ждать каких-то сведений, пока вы мне их не доложите.
– Я еще не установил личность этой женщины.
– Она проститутка?
Об этом и спрашивать не надо было. Кто же еще будет общаться с иностранцами? Чантурия тоже легко догадался о такой мысли полковника.
– По всей видимости, нет. Ее описание не соответствует ни одному докладу наших агентов. Кроме того, ее не знают и те две девицы, что крутили с японцами.
– А персонал кафе? Не видели ли они ее прежде?
– Все они в один голос говорят, что раньше она в кафе не заходила. По словам допрошенных, ее запомнили бы, внешность у нее броская.
– Как она выглядит?
– Блондинка с длинными волосами, глаза темные. Довольно бледная. Фигура полная, но стройная. Возраст не более тридцати. Обручального кольца нет – официант точно запомнил.
– Типичная русская красавица.
– Не совсем типичная, к сожалению.
Чантурия знал, что спорить с полковником Соколовым но поводу «русской красавицы» – дело рискованное, но после целого дня, дня, прошедшего впустую, он чувствовал, что должен согласиться и с таким определением. Безусловно, хорошеньких русских девушек было полным-полно, но редко кто из них сохранял девичью красу и очарование до тридцати лет.
– Не верю, что у симпатичного молодого офицера нет красивых женщин, – подковырнул полковник. – Особенно у офицера из Грузии.
Чантурия не отреагировал на эту реплику. Он понимал, что вступил на опасный путь. Полковник был русским, а когда русский задевает грузина, лучше сохранять осторожность.
– Ну, а этот так называемый «иностранец»? – поинтересовался Соколов.
– Товарищ полковник… – осторожно начал было Чантурия. Ему стало легче, когда переменилась тема разговора, но в голосе полковника звучала нотка раздумья, он как бы обкатывал новую мысль, а Чантурия было не до новых идей в деле, где у него не было ничего конкретного.
– Кстати, почему вы считаете его иностранцем?
– Все утверждали это с самого начала, товарищ полковник. Во всех показаниях отмечается, что он иностранец. Официанты, администратор кафе… Они просто убеждены в этом. Двое свидетелей считают, что он, скорее всего, американец…
– Американец? – Соколов научился произносить свои слова в насмешливом тоне, с нотками сомнения. Его голос при этом приобретал печальный оттенок – он выражал этим сожаление по поводу несмышлености своих подчиненных. – Почему они так думают?
– Ну, его манера говорить, его обращение с официантами, какое-то панибратство в общении с ними…
– А-а! Большие поборники равноправия они, эти американцы, – в голосе полковника чувствовалась насмешка.
