шевелюрами. Совершенно очевидно, что всю свою жизнь они занимались только тем, что поигрывали с кинокамерой. Оба были так взволнованы, будто прибыли прямо на небеса.
На следующий день я снарядил их и отправил прямо в Бомарцо, предоставив им полную свободу действий. Мне даже не пришлось им ничего объяснять. На протяжении трех последовавших за этим недель они трудились как гончие собаки в прерии. Джилл доработалась до ступора. Она была занята фильмом, до которого официально ей никакого дела вообще не было. Она вошла в комнату настолько без сил, что даже не могла со мной поболтать. Поскольку нас мало что отвлекало, Бакл и Гохаген вместе со мной без конца играли в покер. Они знали каких-то типов с Ривьеры, которые были не очень-то сильны в покере. И скоро я стал загребать в среднем по три, а то и по четыре тысячи долларов в неделю. И если бы воздух в Риме не был так сильно пропитан оливковым маслом, жизнь тут была бы просто отличной.
ГЛАВА 6
Тони Маури насмерть задохнулся во время банкета по случаю завершения съемок его фильма. А задохнулся он, подавившись кусочком жареной рыбы, возможно потому, что во время еды с его лица не сходила обычная улыбочка. Все вокруг Тони либо перепились, либо были очень злы, либо слишком устали, и потому ничего не заметили. Тони вышел во внутренний дворик гостиницы «Хилтон», сел за куст, и лицо его почернело. Его нашел Эльмо Бакл и закричал во весь голос. Крик был настолько громким, что невысокий итальянец-полицейский, решив, что совершено ограбление, по ошибке выстрелил в ногу капитану, руководившему группой срочно вызванных стражей порядка.
С Джилл случился шок. Она целых четыре недели бок о бок проработала с этим старым пердуном, потому что никогда не была в состоянии отказаться от работы. Естественно, Джилл убедила себя, что Тони Маури – личность, достойная восхищения. Когда Тони увозили, лицо его все еще было черным. Чтобы помочь Джилл прийти в себя, мне пришлось час или два кататься с ней по городу, а потом уложить в постель.
– Я знаю, ты считаешь этот фильм ужасным, но в нем есть немало хороших мест, – твердила Джилл. – Тони знал, как снимать живое действие, он это здорово умел. В конце концов, он не зря получил своих четырех «Оскаров».
Я не мешал ей болтать. Лично у меня никакой особой симпатии к этому старому козлу не было. Тони был твердым, как гвозди, и эгоистичным, как младенец. Теперь, когда он больше не будет стоять у нас на пути, продать его фильм – и мой тоже – будет гораздо легче.
Двое моих помощников сумели отснять довольно много кадров, где Тони запечатлен в его любимых костюмах цвета хаки, с крохотным шарфиком на шее. На этих кадрах Тони с любовью созерцал своего нового слона. Наш небольшой документальный фильм можно было бы даже считать своего рода элегией Тони Маури – одной из легенд Голливуда. Большая часть отснятой пленки была как раз то, о чем просил Бо – «мондо биззаро». Кроме того, там были кадры с Бак-лом и Гохагеном в окружении их девок, настолько впечатляющие, что, как только наш фильм выйдет на экраны, в каньон Туджунга, возможно, бросится целая армия феминисток, чтобы кастрировать их обоих.
Посреди ночи до Джилл вдруг дошло, что я не очень-то подавлен случившимся с Тони.
– Тебе его совсем не жалко, – сказала Джилл. – Он, бедняжка, даже не дождался, когда его фильм выйдет на экраны, и не сможет его увидеть, а тебе на все наплевать. Я не хочу быть с тобою.
Джилл поднялась с постели и начала собирать свою одежду. Мне это действовало на нервы. У Джилл была привычка убегать вот так от меня, и я от этого уже устал. Конечно, она и не собиралась уходить навсегда. Просто она таким способом пыталась хоть на несколько дней смутить мой покой, может быть, надеясь вызвать у меня больше внимания к собственной персоне.
– Послушай, – сказал я. – Я ведь его практически не знал. Он был старым и умер за работой; на мой взгляд ему просто повезло. А ты – единственный человек, кто вечно стонет из-за всех этих старых режиссеров, которых не хотят больше брать на работу. И сидят эти старперы у себя в особняках, если, конечно, еще не продули все свои денежки вместе с этими особняками. А Тони Маури повезло проработать до самого последнего дня в его жизни. К тому же он был слишком тупой и так и не смог понять, что его фильмы уже давным-давно никого не трогают.
– Меня они трогали, и даже очень, – сказала Джилл. – Просто Тони был чуточку старомодным, только и всего.
– Думай, как знаешь, только ложись и спи. Интересно, куда это ты собираешься в такую рань?
– Не знаю, – ответила Джилл, и начала упаковывать чемодан.
С меня хватит! Я встал с постели и швырнул чемодан в кладовку, а вещи Джилл разлетелись по всей комнате. После этого я силой затолкал ее в постель.
– С меня твоего ребячества во как довольно! – сказал я. – Ни к чему тебе отсюда убегать только потому, что кто-то умер. Ложись и постарайся хоть немного поспать.
– Смерть меня больше не расстраивает, – сказала Джилл. – Возможно, ты и прав. Возможно, Тони повезло. Меня расстраивает не это. Меня расстраиваешь ты.
– Со вчерашнего дня я ничуть не изменился, – сказал я.
– Это верно, – сказала Джилл. И стоило мне на миг ее отпустить, как она тут же вскочила. – Ты ничуть не изменился с той самой ночи, когда я увидела тебя в первый раз. Ты нисколько не любишь наше дело, и ты нисколько не любишь меня.
– Я могу тебе простить, что ты не любишь меня, – добавила Джилл. – Я не очень-то подходящий объект для любви, даже если бы ты обладал способностью любить, каковой у тебя, конечно же, нет.
Джилл взглянула на меня, покачала головой и начала собирать свои вещи.
– Ясно, – сказал я. – Пусть, как ты говоришь, я не люблю тебя. Но ведь считается, что я наверняка должен любить эту долбаную кинопромышленность?
– Верно, – сказала Джилл. – В противном случае надо из нее уйти. В ней и без тебя слишком много умников. Может, их всегда было достаточно; может, их никогда и не убудет. Но лично я считаю, что спать с одним из них – просто мерзко!
– Тони Маури был просто посмешищем! – закричал я. – Может быть, не таким уж посмешищем, как твой дорогой друг Джо Перси, или твой однокашник Хенлей Баудитч, этот полусумасшедший оператор. Но все равно Тони был посмешищем. Единственное, что у него было, так это его умение хорошо соображать в бизнесе. Ты, что, подняла весь этот шум из-за того, что подумала, будто я сомневаюсь, что он был
