Я возненавидел всю киноиндустрию, потому что весь тот день напролет все кружилось и вертелось, и я не мог спокойно предаваться своим мыслям. Я старался забиться в угол, весь на нервах, и словно чем-то пристукнутый. Именно в этом и состоит самая скверная особенность любви: сама по себе она от тебя не уходит. Для того, чтобы все ясно обдумать, тебе обязательно надо быть с кем-то на равных.
Джилл по-прежнему не возвращалась. А я по-прежнему не мог подавить в себе раздражения против нее. Но искать ее я не собирался. В конце концов она вернется сама и сама извинится. Джилл обязательно решит, что поступила со мной слишком резко и что на самом деле я – не такой уж плохой. Вернется она еще и потому, что, плохой я или хороший, – все равно я был таким, каким сделала меня она. Пусть наши отношения и гроша ломаного не стоят, но благодаря мне она регулярно трахалась. Пусть не все было идеально, но встряска была всегда. Конечно же, Джилл в конце концов непременно заявится.
Всю вторую половину следующего дня я ошивался возле плавательного бассейна. Мне было интересно наблюдать, как какой-то жирный коротышка, француз-продюсер, пытается подцепить для себя девчонок- подростков. Этот француз был на редкость похож на жабу. Он курил огромную сигару, а на голове его красовался синий берет. До этого я отослал своих двух интернов в аэропорт. Они должны были запечатлеть на пленку, как погружают в самолет гроб со стариной Тони. А еще мне хотелось, чтобы они покрутились там подольше и засняли бы все это отребье, когда оно будет карабкаться в свои самолеты, чтобы отвалить домой.
Когда я вернулся в комнату, там сидела Джилл. Она разговаривала по телефону. Под глазами у Джилл были темные круги. Ссора наша была незначительной, но Джилл пережила ее очень глубоко, и теперь явно проступал ее истинный возраст. Джилл кончила разговор как раз в тот момент, как я кончил переодеваться.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Ведь ты не хочешь, чтобы тебя видели с таким дешевым ублюдком, как я. Почему бы тебе не выйти замуж за Джеймса Джойса или еще за кого-нибудь его ранга?
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты не лез на рожон, – сказала Джилл. – Я пришла извиниться, но если ты будешь таким противным, я могу решить, что извиняться не стоит.
– Возможно, и впрямь, извиняться не стоит. Мне совсем не понравилось, что ты убежала и провела ночь с этими двумя придурками. И все только из-за того, что ты взбесилась. Ты бы могла никуда не убегать и спокойно отстаивать свое мнение, хотя бы один раз за всю нашу с тобой жизнь. Тебе надо было бы знать, что я даже мог бы измениться, если бы только ты была со мною достаточно долго.
Джилл вздохнула.
– Это я знаю, – сказала она. – Дело в том, что мы с тобой иногда ведем себя по отношению друг к другу так безобразно, что я в такие моменты начинаю думать, что все между нами рухнет. И я убегаю – потому что не хочу, чтобы это действительно случилось.
– Мне не нравятся твои привычки, – сказал я. – Я не какой-то там вырвавшийся на свободу гад ползучий. Ты ведь ни разу не видела, чтобы я бросался из комнаты и проводил ночь с другими женщинами, если ты меня обижаешь.
– Разве тебя можно обидеть? – спросила Джилл и подошла ко мне поближе.
– Почему же меня нельзя обидеть?
– Не знаю, – сказала Джилл. – Ты никогда никаких чувств, кроме злости, не проявляешь. Мне кажется, что ты не очень-то ранимый.
– А вот это то самое слово, которое я тоже не выношу, – сказал я. – Ранимый. Такое же вымышленное, как и талантливый. Не хочу я быть талантливым и, черт побери, не очень-то стремлюсь быть ранимым. С кем это ты говорила по телефону?
– С Бо, – сказала Джилл. – Он спросил, не возьмусь ли я завершить все мероприятия по выпуску фильма Тони.
– И что ты ему сказала?
– Что согласна.
Я пошел в ванную и включил душ. Джилл последовала за мной.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
– Тебе даже не пришло в голову чуть подождать и спросить моего совета, трудно было, да? – разозлился я. – Может, у меня на эти полгода были другие планы относительно нас с тобой. Может быть, в мои планы совсем не входило сидеть без дела и глядеть, как ты будешь собирать воедино этот зряшный фильм. Ты хотя бы могла ему сказать, что подумаешь.
– Но ведь кто-то же должен эту работу сделать, – сказала Джилл. – То, что он выбрал меня, вполне логично.
Мне вдруг стало ясно, что надо принимать в расчет слишком уж много разных факторов. Мой мозг работал с бешеной скоростью, но ни на чем остановиться не мог. Иногда у человека бывает такое ощущение, что он почти все сразу себе уяснил, а потом вдруг это все начинает рассыпаться на кусочки, как разборные клеточки какой-нибудь головоломки.
На этот раз во всем была виновата именно Джилл. Она не стала ждать – она просто поступила так, как ей хотелось, будто считаться со мной вовсе не обязательно. Будто у меня никаких своих планов и быть не может. Я весь кипел от злости. Мне надо было либо ее как следует стукнуть, либо уйти совсем. Все было слишком запутано, особенно то, что она разговаривала с Бо именно тогда, когда меня в комнате не было. А мне совсем не нравилось, что она вообще разговаривает с этим долбаным карликом.
– Оуэн, – сказала Джилл. – Не смотри на меня так! Тут дела всего недель на шесть, ну, может, на два месяца. Все будет хорошо.
Я чуть было не набросился на нее с кулаками, но Джилл меня опередила – она вошла в ванную и обняла меня.
– Ну перестань! – сказала она. – Перестань, Оуэн. Боже, да ты разнервничался еще больше, чем я!
Вероятно, Джилл почувствовала, что я был готов отшвырнуть ее к стене. Не знаю. Она просунула руку ко мне в плавки, и не успел я еще ничего решить, как пенис у меня затвердел, как сосок на коровьем вымени. Мне уже вроде бы было все равно – трахать Джилл или нет. Но на этот раз я все пустил на
