Блэкберн сидел в хвосте рядом с Эйблсоном, молодым штабным офицером из группы майора Джонсона. Эйблсон был из тех тощих умников, которые ведут войну, сидя за ноутбуком. За два часа полета он ни слова не сказал Блэкберну, и того вполне устраивало молчание. В конце концов он заметил свободные носилки и спросил Эйблсона, нельзя ли ими воспользоваться.
Блэк сразу уснул. Ему снилось, что он снова стал мальчишкой, лежит дома, в своей постели; у него жар, ему плохо, но в то же время он в безопасности. Мать входит, улыбаясь, несет ему тост и горячее молоко. «В Нью-Йорк везут атомную бомбу, мама, — говорит он. — Нам нужно их остановить». Она прикладывает к губам палец, все еще улыбаясь. «Тсс, не волнуйся. Ешь».
Когда они сели в лагере «Спартак», уже наступила ночь. Блэкберн предложил помочь выгружать раненых, но Эйблсон повел его прочь. После небольшой тегеранской базы «Спартак» показался Блэку настоящим военным городком, кишащим солдатами и машинами. Это место, которое неделю назад он считал почти что своим домом, сейчас превратилось для него во вражеский лагерь.
— Мне нужно помыться, — обратился он к Эйблсону.
— Потом. Вас ждут. Есть хотите?
Блэкберн механически повернул в сторону столовой, но Эйблсон подтолкнул его вперед:
— Я вам что-нибудь принесу.
И он проводил Блэкберна к неприметному домику.
Ему необходимо так или иначе сообщить им о Соломоне.
Внутри его ждали Дершовиц и Эндрюс. Настроение у Блэкберна и так было паршивое, но при виде этих людей оно испортилось еще больше. Дершовиц смотрел на экран своего ноутбука, а Эндрюс разговаривал по мобильному телефону. Он оставил их в точно таком же положении, как будто все это время они ждали его здесь, ждали возможности разрушить его жизнь. Это был его личный маленький ад.
60
Дершовиц поднял на солдата взгляд и нахмурился:
— Тебе не мешало бы слегка помыться, сынок.
— Мне было приказано отправиться прямо сюда. И если не возражаете, сэр, нельзя ли называть меня по фамилии? Я сержант Блэкберн.
— Разумеется, сынок, — ухмыльнулся тот.
Эндрюс сунул телефон в карман.
— Хорошо. Расскажите мне, как вы провели сегодняшний день.
— Плохой день в Блэк Роке,[15] а? — хмыкнул Дершовиц.
— Что?
Блэкберн понятия не имел, о чем они, но был уверен, что это что-то нехорошее.
— И если ты не возражаешь, сынок, можешь называть меня «сэр», когда обращаешься ко мне. — При слове «сэр» Дершовиц с силой ударил ладонью по столу.
— Есть, сэр. Прошу прощения, сэр.
У Эндрюса был такой вид, словно его мучили газы.
— Начинайте сначала.
Блэкберн описал сцену, увиденную после крушения «Оспри», рассказал, как он забрался по куче обломков на второй этаж шале и обнаружил потайную дверь, ведущую в подземный бункер.
— Ух ты! Погодите-ка, — произнес Эндрюс, подняв руку. — Нам нужно понять ваши мотивы. Вы что-то слишком резво кинулись в эти развалины. По-моему, это слегка неосмотрительно.
Затем он опустил глаза и начал яростно стучать по клавишам.
— Судя по всему, объект находился внутри здания, которое вскоре должно было рухнуть.
— Итак, вы вошли. — Эндрюс снова изобразил улыбку. — Кто-нибудь был дома?
Им нужны были подробности. Он сообщил подробности.
— Сэр, там было трое погибших. Все умерли недавно. Один лежал в комнате на втором этаже, двое — в бункере, в бассейне и на полу. Я решил, что их убило кусками камня, упавшими с потолка во время обстрела здания.
Дершовиц заговорил, не поднимая головы:
— Значит, вы еще и патологоанатом. Вы не пропадете в жизни, Блэкберн.
— Давайте поговорим о лейтенанте Коуле. Что с ним произошло? — спросил Эндрюс.
Блэкберн перевел взгляд с одного на другого.
— По-моему, это простой вопрос.
Он решил обращаться к Дершовицу, более агрессивному из двоих. Эти люди зарабатывали на жизнь тем, что изобличали ложь. Простой вопрос. Простой ответ.
— Я не знаю, что с ним произошло, сэр. Здание продолжало рушиться. Я решил, что лучше будет найти запасной выход, который я видел на плане.
Дершовиц улыбнулся. Блэкберн не знал, что хуже — его улыбка или каменное молчание. Улыбка в сочетании с молчанием тоже не радовала его.
Эйблсон постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Он принес банку кока-колы и гамбургер, завернутый в промасленную бумагу.
— Убирайтесь отсюда к чертовой матери! Вы что, не видите, что мы заняты?
Блэкберн почувствовал облегчение, увидев, что он не единственный объект раздражения Дершовица.
— Расскажите мне о Коуле.
— Что рассказать, сэр?
Дершовиц нахмурился:
— Что значит «что рассказать»? Черт возьми, он ваш командир! Вам что, совсем плевать на него?
Он взял корзину для мусора и бросил туда банку лимонада и гамбургер.
Блэкберна охватила бешеная ярость, но он не желал доставлять им удовольствие и демонстрировать ее. Необходимо сохранять спокойствие. Его мучила жестокая головная боль. Он не умел лгать. Мать всегда хвалила его за это, даже когда он совершал проступки. «Ну что ж, Генри, ты поступил плохо, но хорошо то, что ты в этом признался».
— Ваш приятель Кампо говорит, что потерял с вами контакт после того, как вы вошли в бункер. Он говорит, что доложил об этом командиру и что тот, лейтенант Коул, принял смелое решение попытаться вас спасти.
— Вскоре после того, как я потерял контакт с Кампо, со стороны фасада послышался звук обвала. Именно в этот момент я подумал, что опасно возвращаться туда, откуда я пришел, и решил найти другой выход. Я вспомнил план, который нам предоставили.
Дершовиц и Эндрюс без всякого выражения уставились на него. Блэкберн пожал плечами:
— Я обнаружил бомбу в банке в Тегеране, и свидетельства того, что существуют еще две. Мы получили информацию о том, что шале в горах — их возможное местонахождение, и я хотел закончить дело, начатое в банке.
— Ты не на собеседовании, сынок. Хватит себя расхваливать. Твой командир погиб, пытаясь тебя снасти.
«Спасти… Черта с два». Но что он мог сказать?
На несколько секунд воцарилась тишина.
«Почему вы постоянно меня в чем-то подозреваете? — хотелось спросить Блэкберну. — Что я такого сделал?» Ответ пришел сразу: «Ты убил своего командира. Хуже уже ничего не может быть».
— Сэр, когда мы в последний раз разговаривали, я рассказал вам о Соломоне. Это имя произнес Башир перед смертью. Это единственная наша ниточка в поиске двух других бомб, и у меня есть основания считать, что нам нужно очень серьезно отнестись к этому человеку. Могу я вам напомнить о картах Парижа
