– Ну тогда нет причины, почему бы нам не быть друзьями сейчас, ведь нет? – спросила она с веселой обольстительной улыбкой. – Господи, да если бы каждое увлечение кончалось враждой, в свете никто не разговаривал бы друг с другом!
Элизабет искусно сумела поставить его в такое положение, где надо было или согласиться с ней, или не согласиться, признавая этим, что она была для него чем-то большим, чем увлечение, и Ян это понимал. Он догадался, куда ведут ее спокойные рассуждения, но все равно на него невольно произвело впечатление, как тонко девушка подвела его к признанию ее правоты.
– Увлечения, – напомнил Ян ровным голосом, – обычно не кончаются дуэлью.
– Знаю, но я сожалею, что брат стрелял в вас.
Ян просто был беззащитен перед умоляющим выражением этих огромных зеленых глаз.
– Забудьте это, – сказал он с сердитым вздохом, уступая во всем, что она просила. – Оставайтесь семь дней.
Подавляя желание закружиться от радости, Элизабет с улыбкой посмотрела ему в глаза:
– Значит, у нас будет перемирие, пока я здесь?
– Это зависит…
– От чего?
Он поднял брови с шутливым вызовом.
– От того, сумеете вы или нет приготовить приличный завтрак.
– Пойдемте в дом и посмотрим, что у нас есть.
Ян стоял рядом, когда Элизабет осмотрела яйца, сыр и хлеб, а затем и плиту.
– Я приготовлю что-нибудь прямо сейчас, – пообещала она с улыбкой, скрывавшей ее неуверенность.
– Вы уверены, что справитесь? – спросил Ян.
Но Элизабет, казалось, горела желанием, и улыбка была такой обезоруживающей, что он почти поверил, что она знает, как готовить пищу.
– Вот увидите, у меня все получится, – весело сказала девушка, беря широкое полотенце и завязывая его вокруг своей тонкой талии.
Ее оживленный взгляд заставил Яна отвернуться, чтобы удержаться и не улыбнуться ей. Она явно была настроена приступить к выполнению задачи с энергией и решительностью, а он в равной степени был настроен не охлаждать ее рвения.
– Занимайтесь этим, – сказал Ян и оставил ее одну у плиты.
Час спустя, с капельками пота, выступившими на лбу, Элизабет, вытаскивая сковородку из печи, обожгла руку, и, вскрикнув, схватилась за тряпку. Она разложила бекон на блюдце и затем задумалась, что делать с печеньем размером в 10 дюймов, которое первоначально, когда ставила сковородку в печь, состояло из четырех небольших кусочков. Решив не ломать его на неровные куски, положила печенье целиком точно в середину бекона и понесла блюдо к столу, за который только что сел Ян. Вернувшись к плите, попыталась вытащить яйца из большой сковороды, но они пристали, поэтому она поставила сковородку на стол и рядом положила лопаточку.
– Я… я подумала, может, вы желаете разложить, – предложила Элизабет церемонно, чтобы скрыть нарастающий страх за то, что приготовила.
– Конечно, – ответил Ян, принимая оказанную ему честь с такой же серьезной церемонностью, с какой она предложила ее, затем в предвкушении посмотрел на сковородку.
– Что у нас здесь? – осведомился он дружелюбно.
Элизабет села напротив него, скромно опустив глаза.
– Яйца, – ответила она, превращая в сложную процедуру то, как развернула салфетку и положила ее себе на колени. – Боюсь, желтки растеклись.
– Неважно.
Когда Ян взял лопаточку, Элизабет изобразила на лице веселую оптимистическую улыбку и наблюдала, как сначала он пытался приподнять, а затем отодрать присохшие яйца от сковороды.
– Они пристали, – объяснила она, хотя это было ясно.
– Нет, они окаменели, – поправил Ян, но по крайней мере он не сердился. Наконец, через несколько минут ему удалось отделить кусочек, и он положил его на ее тарелку. Еще через несколько минут сумел выковырнуть еще кусочек, который положил себе.
Соблюдая достигнутое перемирие, они оба начали со всей тщательностью соблюдать все ритуалы вежливости за столом. Сначала Ян предложил Элизабет блюдо бекона с печеньем посередине.
– Благодарю вас, – ответила она, выбирая два почерневших кусочка бекона.
Ян взял три кусочка бекона и разглядывал коричневый предмет, разложенный в центре блюда.
– Я узнаю бекон, – сказал Ян с серьезной любезностью, – но что это? – спросил он, глядя на коричневый предмет. – Оно выглядит весьма экзотично.
– Это печенье, – просветила его Элизабет.
– В самом деле? – спросил он серьезно. – Бесформенное?
– Я называю это… печенье-блин, – быстро придумала Элизабет.
– Да, я вижу, почему, – согласился Ян. – Он чем-то напоминает по форме блин.
Каждый из них оглядел свою тарелку, пытаясь определить, что могло оказаться съедобным. Они пришли к единому выводу одновременно: оба взяли по кусочку бекона и вонзили в него зубы. Раздался громкий хруст и треск, подобный тому, что издает большое дерево, ломаясь пополам и падая. Старательно избегая смотреть друг на друга, они продолжали хрустеть, пока не съели весь бекон на тарелках. Когда с этим было покончено, Элизабет набралась смелости и деликатно откусила немножко яйца.
Яйцо имело вкус жесткой соленой оберточном бумаги, но молодая леди мужественно жевала его, желудок бунтовал от унижения, а от слез в горле стоял ком. В любой момент Элизабет ожидала от своего сотрапезника язвительных комментариев, и чем вежливее он себя вел, продолжая есть, тем больше ей хотелось, чтобы Ян вернулся к своим обычным неприятным манерам, тогда по крайней мере она могла, рассердившись, защищаться. Все, что за последнее время произошло с ней, было унизительно, и от ее гордости и уверенности не осталось и камня на камне. Не доев яйцо, положила вилку и попробовала печенье. После нескольких попыток отломить пальцами кусочек Элизабет взяла нож и начала резать. Наконец потемневший кусок отломился; она поднесла его ко рту и вонзила в него зубы. Но печенье было настолько твердым, что зубы только оставили вмятинки на его поверхности. Элизабет чувствовала на себе взгляд Яна, сидящего напротив, и желание разрыдаться удвоилось.
– Хотите кофе? – тихим голосом с трудом спросила она.
– Да, спасибо.
Обрадованная возможностью собраться с силами, Элизабет поднялась и подошла к плите, но слезы застилали глаза, когда, ничего не видя, наполнила кружку свежесваренным кофе. Она отнесла ему кофе, затем снова села.
Когда Ян взглянул на расстроенную девушку, сидящую с опущенной головой и сложенными на коленях руками, ему захотелось либо рассмеяться, либо успокоить ее, но поскольку пережевывание требовало таких усилий, он не мог сделать ни того, ни другого. Проглотив последний кусок яйца, наконец, сумел произнести:
– Это было… э… очень сытно.
Думая, что, может быть, ему не показалось это так плохо, как ей, Элизабет нерешительно подняла глаза.
– У меня мало опыта в приготовлении пищи, – призналась она слабым голосом.
Девушка увидела, как Ян отхлебнул кофе, и его глаза расширились от изумления – он начал жевать кофе.
Элизабет, пошатываясь, встала, расправила плечи и хрипло сказала:
– Я всегда хожу прогуляться после завтрака. Извините.
Не переставая жевать, Ян смотрел, как она выбежала из дома, затем с облегчением избавился от забившей ему рот кофейной гущи.
