Во время последней встречи он ни словом ни о чем не обмолвился. Я очень расстроилась. Если бы он хоть чуточку меня любил, не стал бы молчать — хотя вскользь обмолвился…
— Недавно. Я как раз собирался тебе рассказать.
— Но не рассказал, — как можно холоднее говорю я.
— Папе было очень плохо, — вмешивается Коди. — И мне тоже.
Плохо, потому что Дженис ушла? Или…
— Ты, наверное, хочешь знать, что произошло, — произносит Брэд с вызовом.
— Нет… ты ничего мне не должен объяснять…
— И все же давай поговорим, — предлагает он.
— Может быть, не сейчас? — У меня кружится голова. — Мне нужно все обдумать…
— А давайте все вместе погуляем! — Коди снова встревает в разговор. Ему не терпится побыть со мной. — Ты приходила сюда каждую неделю? Мы нет… Мама считала, что солнце и ветер вредны для ее кожи, а отпускать нас с папой одних не хотела.
— Нет, я тоже сюда не приезжала.
Вот уже не в первый раз Коди ссылается на мать.
— Может, все-таки расскажешь, что случилось? — оборачиваюсь я к Брэду.
— Коди, — Брэд передает сыну поводок, — иди вперед с Чейзом. Только не отпускай его от себя, ясно?
Мальчик надувается:
— Папа, я тоже хотел поговорить с Лидией. Я скучал по ней!
— Еще поговоришь. Обещаю!
Коди недоверчиво косится на меня. Я киваю в знак согласия. Он широко улыбается и бежит вперед, то и дело крича:
— К ноге, Чейз! К ноге!
Мы оба некоторое время следим за ними; я улыбнулась, видя, как серьезно Коди пытается сдержать непоседливого пса.
— Ничего не получилось, — просто говорит Брэд. — Дженис ушла.
Вполне лаконичное объяснение.
— Может, расскажешь поподробнее?
Брэд засовывает руки в карманы.
— Ты оказалась права. Дженис вовсе не собиралась вернуться ко мне, да и Коди, как выяснилось, не особенно был ей нужен. Ей просто не хотелось, чтобы мы с тобой были вместе.
Я киваю.
— Однажды Коди при ней сказал, что хочет, чтобы его мамой стала ты. Дженис тут же забеспокоилась и решила, что ничего подобного не допустит.
— Ясно.
— У нас с Дженис давно все кончено.
На это я не нахожу что ответить.
— Мне хотелось помириться с ней только ради Коди. У ребенка должны быть отец и мать.
— Я тоже люблю Коди! — восклицаю я. — И поняла, почему ты так поступил! Но с моими чувствами ты совершенно не посчитался.
— Злись на меня, если хочешь. — Брэд ускоряет шаг. — А знаешь, что я понял в последнее время? Мне до смерти надоели женщины с их закидонами. Дженис воспользовалась тем, что когда-то я любил ее, и сыграла на моей любви к сыну…
— В этом я тоже виновата? — не удерживаюсь я. Мне стоит больших трудов не напомнить ему, что он сам отказался от меня. Подумав, я поняла, почему он так поступил. Его любовь к сыну достойна восхищения, но со мной он совсем не посчитался. Неужели он не понимает, как мне тяжело и больно?
— А теперь и ты требуешь свое…
— Что, прости? — вскидываюсь я, хотя сразу же понимаю, на что он намекает. Пусть знает, что ошибся!
— Что слышала, — отрезает он. — Ты хочешь, чтобы я приполз к тебе на коленях, потому что Дженис в конце концов выбрала свободу.
Я с трудом подавляю рвущийся наружу гнев.
— Насколько я понимаю, ты недолго горевала и почти сразу нашла себе другого.
— А ты чего хотел? — осведомляюсь я. — Чтобы я плакала и ждала тебя?
Брэд отвечает не сразу.
— Нет… и ты не стала ждать, что просто замечательно. — Он всплескивает руками. — Знаешь, что я тебе скажу? Я по горло сыт женщинами и их закидонами. Слишком дорого они мне обходятся!
— Ведь бросил-то меня ты, — напоминаю я. Хотел он того или нет, Брэд больно меня ранил. А мне что прикажете делать — притворяться, будто ничего не случилось? Кажется, мои чувства и заботы Брэда совершенно не волнуют.
Он качает головой:
— Все кончено, Лидия. Никто мне теперь не нужен: ни ты, ни Дженис, да и вообще никто. Я не понимаю женщин. Никогда не понимал и вряд ли когда-нибудь пойму. Жить одному легче, чем иметь дело с сумасбродками.
— Я не сумасбродка!
— Как скажешь. Но на коленях я к тебе не приползу, не жди.
— А я и не жду. И не бегаю за тобой. — Мне хочется все прояснить раз и навсегда.
Он язвительно усмехается:
— Знаю. Честно говоря, меня это вполне устраивает.
Глава 41
КОРТНИ ПУЛАНСКИ
Бабушка предвещала, что Кортни недолго осталось ездить на велосипеде. Две-три недели самое большее. В середине октября зарядят дожди, и ездить по скользким дорогам станет небезопасно. Скоро начнет рано темнеть.
Кортни понимала, что ей будет не хватать поездок на велосипеде. Ведь прогулки помогали ей поддерживать форму и худеть. А кроме того, крутя педали, она легче расставалась с тревогами — и держалась подальше от кухни. Она похудела почти на тринадцать килограммов, и ей до сих пор удается держаться, что уже большое достижение. Легче стало выбирать более полезную еду, хотя она часто с тоской смотрела на сладости и автоматы, в которых продавались конфеты. Сладости и конфеты для нее — сущий яд.
С начала учебного года ей все же удалось кое с кем подружиться, в том числе с Майком, ее шофером. Так он сам себя называл — в шутку, конечно. Несмотря на застенчивость, Майк обладал тонким чувством юмора. Время от времени, всегда неожиданно, он вдруг отпускал шутку, которая очень веселила ее. До самого последнего времени Кортни надеялась, что Майк пригласит ее пойти с ним на школьный бал, но потом поняла, что ему нравится другая девочка.
Мало-помалу она познакомилась со своими одноклассниками. Ближе всего она сошлась с Моникой и Джослин, с которыми вместе занималась тригонометрией. Джослин и Майк нравились друг другу и замечательно смотрелись вместе, поэтому Кортни надеялась их свести.
Ближайшей ее подругой оставалась Энни. Они часто разговаривали по телефону и почти каждый день виделись в школе, но общих уроков у них не было. Кортни нравился Эндрю. Очень нравился.
Сделав крутой поворот, Кортни очутилась на бабушкиной улице, снизила скорость, соскочила с седла и ловко закатила велосипед в гараж. Повесив на руку шлем, она направилась к двери черного хода.
