стрел. Зазвенели щиты, принимая на себя град железных наконечников, послышалось несколько воплей - кто-то не успел уберечься и теперь извивался на снегу, заливая его кровью.
- Стоять, братцы! - прогремел голос Нечая Сатаны. - Кто спину покажет, тому башку с плеч.
Завид и Сбыслав, поднявшись во весь рост, велели смердам пригнать оленей. Спрятавшись за чумами, они спешно натягивали латы.
Чудины ещё несколько раз сыпанули стрелами, изрядно проредив русские цепи, и ринулись на вершину едомы, обходя частокол с крыльев, чтобы вырубить всех новгородцев под корень. Руководил ими человек с лосиным черепом на голове, сидевший на олене и державший в руке мощную двулезвийную пальму. Врагов было так много, что казалось, они вот-вот затопят русский стан, даже не заметив горстки защитников. Мужичьё оробело и начало быстро пятиться, прикрываясь щитами.
- Куда? - захрипели на них хором Буслай и Сбыслав. - Стоять, свиньи! Не нарушать строй!
Но охваченные страхом смерды словно и не слышали их. Отступая всё дальше, они по одному начали разворачиваться и, увязая в сугробах, исчезали в лесу. Ушкуйники, заметив такое малодушие, тоже оробели, строй их рассыпался, они в нерешительности расползались в разные стороны.
- Вернуться, ублюдки! - ревел Буслай, размахивая сулицей. - Всех перережу!
Но даже голос сотника не помог воям обрести мужество. Полные страха, они медленно отходили вглубь стана, а затем, показав спины, бросались прочь от наступающих югорцев.
- Сопляки! - крикнул им вслед Буслай. - Город взять не сумели, так хоть сдохните достойно... - Он выбрался из нарт и, опершись на копьё, поднялся во весь рост.
Нападавшие были уже совсем близко. Слышен был храп их оленей и возгласы погонщиков на нартах. Тут и там в снег втыкались стрелы, из чумов выползали новгородские раненые, хрипели, плевались кровью. С востока стремительно наплывали тучи, превращая сумеречный зимний день в настоящую ночь.
- Ну что, паскуды, добились своего? - рыкнул на чудинов сотник. - Ничего, всё наше горе вам слезами отольётся...
Он стоял, опершись о копьё, и ждал, когда наступающая лавина сметёт его как щепку. Защищаться он не мог - не было сил. За спиной раздавались какие-то крики, товарищи звали его, но сотник даже не оборачивался.
- Бросили нас, да? - с ненавистью сказал ему один из раненых, подняв голову из снега. За ним тянулась кровавая борозда, а из левого бока торчала стрела. - С-сучье племя.
- Бог им судья, - ответил Буслай.
Рядом с ним невесть откуда вырос бородач Нечай.
- Довольно храбра[65] из себя строить, - проговорил он, хватая сотника под мышки. - Все забздели, и тебе нечего геройствовать.
- Пусти, Сатана, не доводи до греха, - дёрнулся было Буслай, пытаясь вырваться из его объятий. - Зашибу.
- Куда ты такой годен, - пыхтел ушкуйник, насильно волоча его к лесу. - Нынче и зайца не зашибёшь.
- Пусти, пёс! - рвался сотник. - Глотку перегрызу...
- Грызи.
Не успели они добраться до опушки, как стан заполонили чудины. Оглядываясь, Буслай увидел, как враги добивают раненых и жгут чумы. Над верхушкой холма заполыхали огромные костры, послышались вопли заживо горящих людей, а югорские лучники высыпали на склон и продолжали пускать стрелы в спины удирающим новгородцам.
Оказавшись под спасительной сенью елей, Нечай опустил вожака на снег, почесал рукавом замёрзший нос. Тут и там из-за стволов и кочек выглядывали перепуганные вои, в зарослях лозняка сидели пригорюнившиеся вятшие. А попович ходил меж ратников и усмехался.
- Говорил я, боги будут мстить. И вот, воистину свершилось! А всё от чего? От того, что обиду чуют, святотатства снести не могут...
- Ой, хоть сейчас помолчи, - с досадой сказал ему Сбыслав.
- И то верно. Лучше б вместо кликушества помог чем, - прогудел Нечай. - Заклятье какое сотворил или порчу на нехристей навёл. Всё одно пользы больше.
- Для заклятья жертва нужна, - отозвался Моислав. - И время. А откуда их взять?
- А ты так, без жертвы и без времени. Нам тут недосуг богов ублажать.
Попович воздел руки к небу, зашептал что-то. Вои благоговейно взирали на него, предчувствуя чудо. Буслай тихо произнёс:
- Вот что, братцы! На бога надейся, а сам не плошай. Неча в чародействе спасенья искать. Кроме нас, кто югорцев побьёт? Вставайте все, кто есть, и пошли поганых бить.
- Тебе-то хорошо болтать, - угрюмо откликнулся какой-то вой из челядинов. - Сам-то здесь будешь сидеть...
- И я тоже с вами пойду, - сказал сотник. - Никогда за спинами не прятался и сейчас не буду. Лучше стрелу чудинскую в глотку получить, чем смотреть, как братьев наших добивают. - Он с трудом поднялся, взялся за копьё, повернул голову к Сатане. - Нечаюшка, друг, подмогни-ка...
Бородатый ушкуйник встал, обхватил его за плечо.
- Пойдёмте, братцы, постоим за славу новгородскую, за Святую Софию, - просто сказал Буслай.
Ратники начали подниматься, выходить к опушке. Кое-кто молился, приспустив веки, другие вглядывались в происходящее на вершине холма.
- Ну, ребятки, с богом, - выдохнул Буслай. - Вперёд!
И вот, из леса вывалилась толпа ратников человек в сто и с воплями устремилась вверх по косогору. Югорцы, решившие было, что прогнали русичей раз и навсегда, пришли в замешательство, попытались дать отпор, но не выдержали удара и покатились вниз к реке.
- Гони их, братцы! - заорал Завид Негочевич.
Он схватил полуразорванный русский стяг, валявшийся на снегу, и устремился с ним в самую гущу врагов. Сбыслав нашёл своего оленя, которого не успели увести чудины, вскочил в седло, торжествующе потряс мечом.
- Теперь-то уж поплачете, нехристи!
Югорцы бежали, бросая оружие и теряя кожаные шапки. Но князёк и несколько всадников сумели устоять на месте, отвлекли на себя часть жидкой русской рати. Это замедлило славянский натиск, разбило поток на несколько слабых струй. Чудины понемногу опомнились, сбились в кучи, полезли обратно на холм, где бился в окружении славян их повелитель. Наступление русичей оборвалось. Югорцев было слишком много, чтобы маленький отряд пришельцев мог одним ударом опрокинуть их и загнать в город. Выставив перед собой копья и пальмы, чудины начали теснить новгородцев обратно в стан. На каждого русича приходилось по два югорца, к тому же чудины были во всеоружии, а новгородцы, застигнутые врасплох, в большинстве не успели даже одеть кольчуг. До поры их спасали щиты и железные мечи, но силы быстро таяли, и югорцы, чувствуя это, усиливали напор.
За спинами русских воев звонко грянуло:
- О Перун-громовержец, приди на помощь своим детям, налей их мышцы силой, порази врагов слепотой, обрушь на них бурю! К тебе взываю, небожитель! Не оставь чад своих в беде, простри на них взор свой, протяни спасительную длань, и да получишь от нас щедрую жертву!..
И словно отзываясь на этот призыв, небо заволоклось тучами. Поднялся ветер, обжигавший взопревших ратников морозными наплывами. Сверху зарядил снег, налипавший на усы и ресницы, конурное поле погрузилось в сумрак, росшие на нём кривые сосенки и ели сделались похожими на демонов тьмы, а высившийся за городом утёс превратился в подобие Кащеева терема. Огонь от горящих чумов бросал на взрыхлённый ногами снег страшные тени.
На вершине едомы, среди пылающих шатров и разбросанных тел возделась фигура человека с сулицей. Опираясь на копьё как на посох, он замахнулся и метнул сулицу прямо в югорского князька, волчком крутившегося среди скопления русских воев. Оружие пролетело над головами пешцов и угодило князьку прямо в плечо. Издав короткий крик, тот рухнул под ноги ратникам. И немедля, будто небо только и
