сознания. Хотел задать ей тысячу вопросов, но не мог собраться с силами. Мосс. Где Мосс? И где находится он сам? В больнице? В тюрьме? Полицейские уже ищут его… — Должен идти. — Зашептал он, пытаясь сесть. Боль резанула его, яркая, слепая, и он выругался. Голова закружилась так сильно, что в глазах замелькало.
— Лиззи, смотри, что ты наделала! — Мальчик взял Кола за плечи, заставляя его лечь. — Ты должен лежать, мистер. Мама сказала, что ты можешь умереть. Ты должен лежать!
Затем комната покачнулась, закружилась, и он все-таки опять потерял сознание.
Было тихо, темно. Темно, как в могиле.
Он лежал очень спокойно, пытаясь привыкнуть к темноте. В конце концов он понял, что не в могиле, а в какой-то комнатке, напоминавшей кладовую. Повсюду громоздились коробки и ящики. Он не видел двери. Окна? Да, два окна. Прямоугольники, освещенные луной и закрытые грубыми занавесками.
Не тюремная камера. Но и не конюшня.
Где же он находится, черт возьми?!
Двигаясь очень осторожно, Кол пошевелил руками и ногами. Он не был связан. И на нем, видимо, нет других ран. Это значит, что Мосс не нашел его.
Ребра его были перевязаны. Он попытался осторожно поднять левую руку, не желая привлечь внимания какого-нибудь не замеченного им стража.
Его ищущие пальцы дотронулись до марлевой повязки. Он коснулся бока. Было больно, но уже гораздо меньше, чем раньше. Кто-то обработал рану. Вопрос заключался в том — кто это сделал?
Крепко сжав зубы, он повернул голову, чтобы осмотреться получше. Маленькая комната. Детские санки висели на стене, внизу валялись изношенные мальчишеские хоккейные коньки с ботинками, рядом висели маленькие коньки для фигурного катания. Хоккейная клюшка — в углу, сетка, свернутая пополам и сложенная там же.
Дети, было много детей. Маленькая, похожая на эльфа девочка с голубыми глазами и золотыми волосами, постоянно болтавшая и разглядывавшая его залитые кровью руки и рубашку. И мальчик, Дэнни. Осторожный и внимательный. Отчаянно оберегавший сестру. А затем помогавший ему.
Кол начал вспоминать, как брел ночью, почти ослепший от боли. Кровь хлестала из раны, он понимал, что долго не выдержит. Зная, что должен остаться на ногах, добраться до безопасного места. Вспомнил увиденный невдалеке знак: ферма Эпплвуд. Знал, что она живет там, золотоволосый ангел, встреченный им вчера. И Рик, Рик Триано. Может быть, он ему поможет, если решит, что его история достаточно интересна.
Но выяснилось — Рик мертв уже три года. И там были только его молодая вдова и двое детей. Но он не смог идти дальше.
Кол попробовал вздохнуть, особой боли не было. Рискнул пошевелить ногами. Слегка повел плечами. Это вызвало приступ боли, но она не могла остановить его.
Он повернул голову в другую сторону, пытаясь обнаружить дверь. Должна же здесь быть дверь!
Кто-то сидел в кресле рядом с ним, сидел спокойно, не двигаясь. Кол замер, не осмеливаясь даже вздохнуть. Затем понял, что это Холли.
Она спала, свернувшись в большом деревянном кресле, укрытая одеялом, под головой лежала подушка. Занавеска на окне не полностью прикрывала его, лунный луч проникал в комнату и освещал спящую. Копна ее золотистых волос перепуталась и спадала прядями на ее лицо и плечи. Она была так неправдоподобно красива, что у него перехватило дыхание.
Значит, это сделала Холли. Привела его сюда. Обработала рану. Ухаживала за ним.
В голове у него возникла масса вопросов. Он подумал о том, чтобы поговорить с ней, затем отбросил эту мысль. Хотел просто лежать и наблюдать за Холли. Наслаждаться покоем, тишиной…
Боже, за эти четыре года тюрьмы он отвык от этого. Дни и ночи, наполненные криками, хлопающими дверями, орущим радио, проклятиями и звуками рыданий. В воздухе царили страх, отчаяние, ненависть…
А сейчас, лежа под пахнущими свежестью простынями, он слышал лишь кваканье лягушек и чувствовал, как ему становится легче. Снова посмотрел на спящую женщину у его кровати. Маленькая рука лежала на коленях, ладонь вверх, пальцы слегка согнуты. Они были перепачканы чем-то темным, и он понял, что это кровь.
Его кровь.
Горло перехватило, и он с трудом перевел дыхание. Четыре года. Четыре года лжи, предательства и обмана. Все, кому он верил и кого любил, были разлучены с ним. И вдруг сейчас появилась эта женщина. Поверила ему, когда все от него отвернулись. Помогла ему. Прошло слишком много времени с тех пор, когда кто-то помогал ему.
Очень много…
Веки его опустились. Он был в безопасности. По крайней мере, сейчас.
Холли внезапно проснулась, сердце громко стучало. Она вскочила с кресла и бросилась к кровати. Но Кол крепко спал. Холли присела на корточки, легко вздохнув и отбросив со лба потные спутанные волосы.
Когда биение ее сердца пришло почти в норму, она осторожно отодвинула одеяло, боясь разбудить его. Он казался более спокойным, по-видимому, боль немного отступила. На повязке не было свежих пятен крови. Холли дотронулась до раны, она не горела. Хороший признак.
Дотронулась до его лба, он тоже был теплым, а не горячим. Кожа все еще была липкой от пота и крови. Посмотрев на него несколько секунд, Холли с трудом выпрямилась и пошла в дом.
Было еще очень рано, сумрачно, но достаточно светло, ей не пришлось зажигать лампу, и она тихонько поднялась наверх проведать детей. Они крепко спали. Дэнни трудно было различить в постели, на которой развалились собаки, и обе они — и Типпи и Чарли — приподняли головы, с любопытством глядя на нее. Лизбет спала вместе со своим плюшевым мишкой — явный признак, что она чем-то озабочена. Возле нее удобно расположились Джетдаун и новая серенькая кошка.
Зевая и слегка вздрагивая от холодного воздуха, Холли спустилась вниз и поставила кофейник, затем наполнила тазик теплой водой, взяла полотенце и вернулась на веранду.
Пододвинув стул, она поставила на него тазик и осторожно сняла одеяло и простыню, прикрывавшую Кола. Прошлой ночью ей удалось стянуть с него рубашку, и он был обнажен до пояса. Широкие плечи резко выделялись на цветной простыне и подушке, живот — плоский и твердый. Если он и провел последние четыре года в тюрьме, то ухитрился сохранить хорошую форму.
Отжав полотенце, она начала бережно смывать запекшуюся кровь и грязь с груди Кола, стараясь не разбудить его.
Он был прекрасно сложен. Его грудь и руки поражали мускулатурой, черты лица правильные и четкие. Сильный упрямый подбородок, хорошие линии нижней части лица и мускулистая шея плавно переходили в плечи, как бы выточенные из камня.
Человек, привыкший сам прокладывать себе путь в жизни. Человек, который мог о себе позаботиться. Об этом говорили и татуировка на его правой руке, и шрам на левом бицепсе, другие шрамы, содранные суставы пальцев. Руки бойца. Грубые, сильные.
Его грудь покрывали густые волосы. Они были так пружинисты, что у нее возникло какое-то странное чувство, пока она продолжала обмывать его. Холли старалась не обращать на это внимания и сосредоточиться на мытье, проводя влажным полотенцем по впадине у ключиц и по животу.
Кровь, залившая его бока и живот, протекла и вниз, под джинсы, они были пропитаны ею. Холли задумчиво посмотрела на джинсы, решая, должна ли она их снять и бросить в стиральную машину. Пожалуй, не время было думать о скромности, медсестры в больнице делают это постоянно.
Она вздохнула, затем набралась смелости и начала расстегивать пуговицы на поясе и молнию — и стало очевидно, что под джинсами ничего не было надето.
Холли перевела дыхание, отжимая полотенце, затем начала осторожно смывать кровь и пот с нижней части живота.
Мускулы его отвердели, она услышала резкий вздох, и в тот же момент две сильные руки схватили ее