Хороша.
Хлопнула в ладоши, подошел увалень-уралец, скривил сытую морду, ухнул для проформы, и старуху на руки подхватил легко, как конопляную куклу.
Так и понес по анфиладе домовой, прочь с крыльца, и по насыпной гравийной дорожке до экипажа.
Свистнул кнут. Сорвались чалые английские кони. Ливрейный холуй едва успел прыгнуть на запятки.
Уралец на крыльцо сел.
Перекрестился напоследок.
- Скатертью дорога, сударыня-барыня.
+ + +
Синева небесная любовалась гладью пруда, копаного в форме сердца.
Воды тинистые, солнечные, античные.
Жар дрожал. Множилась прудовыми отражениями красота запертого городского сада в июльском Харитоньевом переулке.
- Капп... - упал на водную гладь отщипок мякиша. Нехотя потонул.
Метнулась под водой литая тень рыбины, блеснула радужной чешуей и золотой серьгой, продетой в жабры - ам! и нету хлебушка.
Тишина.
Колыбельная рябь зыбила чашечки кувшинок.
Концерт на открытом воздухе.
На смычок виолониста, напудренного и гибкого, как английский хлыстик, норовила присесть бабочка-капустница.
Бабочка - насекомая бесприданница, а туда же вьется, вьется, в руки не дается, как молитва напросвет.
Стройный квартет играл уютно, щипал душу, нотные листы на пюпитрах не шевелились - безветрие и леность.
Ванильное облако нашло на солнце и застыло, само в себя перетекая, творя города и драконьи головы, так славно было гадать в праздности - на что похожи небесные формы.
Под грушевым деревом накрыли стол на четыре куверта, сахаристая скатерть по краям перехвачена была атласными розами.
Живые цветы скучали меж серебром и расписным фарфором яичной хрупкости с собственного завода хозяина.
Галантный полдник - крем-мандарин да клюква в сахаре, киевские помадки, дижонские паштеты и фисташковое мороженое с шоколадной крошкой, суп клубничный на вине белом.
Вроде и ел, а не сыт, не голоден, знай, сиди, парчовой туфлей качай, комкай салфетку, слушай воркование позолоченной музычки, как жаворонок полевой али снегирек в клетке выводит в полусне: 'шур-шур', 'жур-жур'...
Итальянцы ловко играли в раковине летнего театра. Оркестр выписан из заграницы.
Очень дорого.
Нынче на Москве нашенские русские роговые игрецы в моде, во многих дворах помещичьих слышно их.
Серость хамовническая, медведь ухо оттоптал!
Стоят солдаты в гренадерских шапках, красные щеки пучат и в роги длинные казарменным перегаром дышат.
Под московских дударей только водки хряпнуть да щенком борзым занюхать, а на закусь анекдотец похабный отмочить, эдакие грубости дамам и петербуржским вельможам слушать огорчительно.
У нас в саду итальянцы играют. Приятного аппетита.
Лакеи бесшумно ставили на стол блюда под серебряными колпаками, а под колпаками-то - капризы и прихоти, лакомства да баловства, услады и десерты, да черти что, да фу-ты-ну-ты.
