подписать в невестину пользу и в монастырь, подмосковный, и еще кой на чье имя, там вам скажут. Только вы меня не выдавайте, мне куафер барынин, мосье Труа все рассказал. Все знают, только молчат. Радость- то какая у вас!
- Радость... - осоловелым голосом повторил Кавалер, зарделся, не заметил, как неясные тени внесли свечи, воцарился в покоях вечер, стало пусто и светло...
Выявился прихотливый узор на крышке английского спинета.
Раба подхватила таз с мутными ополосками, наладилась к дверям.
- Погоди, Павлинка. Какая свадьба. С кем? Я что, и вправду - девка, что мне до срока суженую не показывают? При чем тут дарственная? Опять дарственная, как тогда, у скопцов на пасеке! Что вы все на Москве белены объелись?
- И ничего не объелись, ради вашего блага стараемся. А вы строптивитесь. - обиделась Павлинка и каблучком в порог, как козочка, стукнула.
Кавалер спрятал лицо в обе ладони, раздвинул пальцы, посмотрел на бесстыдницу искоса..
А потом сгреб ее за шнурованную талию и губами в губы впился.
Девка уронила таз, поплыла, как розовая корзинка вниз по великой реке.
Слабо хлопнула Кавалера по спине. А потом и сама впилась искусным ртом в рот. Сплела язык с языком.
Долго стояли, ласкались.
Наконец Павлинка высвободилась из рук, отпрянула, присела в лживом реверансе, подобрала брошенную утварь.
- Не цените вы братнего милосердия. Дуэль на клинках затеяли, как неродной, обидели благодетеля. Вот вас как радость-то окрылила, даже на меня налезли в кои-то веки. Одеваться будете к ужину? Вам особливое приготовили.
- Уговорила. Буду.
- Мишка! - крикнула в дверной проем раскрасневшаяся Павлинка - Подавай камзол!.
С улицы раздался режущий крик, будто напрасно били ребенка.
Кавалер прильнул к окну
- Паша... Что за чертовщина... Что?
Умная девка оттянула за локоть в комнату. Припала к груди.
- Не надо. Не смотрите. Это брат коня вашего... Нашего Первенца приказал вывести и пристрелить. Не слушается. Задом бьет. Кусается. Зря только большие деньги плочены. Испортили вы скотинку своевольными скачками. Уже мужика пригласили с волокушей, чтобы тушу свез.
Кавалер от души хлопнул створкой окна - брызнули на подоконник цветные осколки.
- Озверели?
Лошадь снова закричала, ударила задом, упала, поволохалась на боку, потом хлопок пороховой ... и ничего больше.
Зашкрябали по двору полозья волокуши.
Кавалер тупо стоял посреди комнаты, слушал, как брешет собака, как с кряканьем и кхеканьем тащат мужики тяжелую тушу.
- Извольте - настойчиво отозвалась темнота, протянулась из ниоткуда одежда, перламутровая, на старый фасон с серебрушкой на квадратных обшлагах рукавов.
Кавалер продел руки в проймы.
И вышел в зеркальную галерейку, где арапчата в шальварах ощипывали пахучие листики с померанцев и цитронов в деревянных кадках.
Апельсиновым светом обменивались, потрескивали в настенных подсвечьях нарочные тусклые огоньки.
Кончался нечистый четверг.
Сбывался сон под пятницу.
