шипел в сальной лужице. Рано светает, уже трубы в деревне дымят. Привязаны дымки к небу - будет день погожий, долгий летний, ягодный, полевой, работный, до крови поротый.
Сама себя упрекала Анна за ночные стояния.
Зарекалась.
Но снова солнце на закат покосилось, сизим подергивались луга, остывала и темнела стремнина под мостом в лесу, вспоминала Анна о фонаре.
Зря ли он вычищенный, стоит в спальне меж оконными рамами?
Свечу новую принесли.
Стакан с лесной терновой водой в изголовье поставили.
Гордая Анна, отчая дочь Шереметева, стояла у верстового столба на перекрестке.
До слепоты, до простуды смотрела на Москву.
Тоска бесстыдная виски давила, как скорлупу.
В эту ночь сквозь замочную скважину, сквозь бессонное придорожное редколесье, выбрела на фонарный свет Наташа-Безымяшка с гнилой щекой.
Плакала, карабкалась по косогору, месила кулаками и коленями глину. Петух ее немой, по кочкам перепархивал, точно собачка красная.
Безымяшка присунулась к фонарю - на свече руки греть. И крикнула Анна от испуга грозно - почудилось ей, что мертва баба - вся в земле могильной, как свинья:
- Кто такая! Говори сейчас!
Обернулась Безымяшка, слезы подолом размазала:
- Ай, барыня... Попу скажи - пусть звонит! Марью живую в землю положили. Секрет сделали без спросу.
Анна и вони и грязи не погнушалась, бабу к себе за руку потянула, развернула к свету.
Голова круглая у Безымяшки, косы под корень обрезаны. Были космы рыжие, стали ржавые, вшивые и в прореху на рубахе титьку видно.
- Кого зарыли? Где? Врешь? Убью!
Вскочил петух на столб к свету, потоптался желтыми лапами, драными перьями похлопал.
И закричал утро во все горло.
Безымяшка на коленях клялась, что правду говорит.
Анна поверила ей, пальцы сплела, хрустнула суставами, бросила через плечо:
- Веди, раба.
...Шли две женщины по лесу, прутья по щекам и подолам хлестали.
Облепляла лица невидимая паутина.
- Тут, барыня, секрет сделали, - блажила Безымяшка.- Скорей. Задохнется.
- Вижу, - ответила Анна - Что не мной положено, то возьму.
Над рыхлым холмом Анна передала фонарь Безымяшке, велела светить, встала на колени, руки по локоть в землю запустила, стала рыть как собака, под себя, времени за лопатой бежать не было.
Безымяшка палку от креста подала, Анна стала ковырять дерн и грязь палкой.
Не осела могила. Свет прыгал, то янтарный круг дарил, то убегал, обманывал. Безымяшка заслоняла юбкой от ветра фонарь.
Анна землю гребла в подол, вываливала прочь, черви и тонкие потревоженные корни под пальцами рвались, кровь
