Пока я лазил в карман за деньгами, хозяин извлёк из-под прилавка цинковую коробку, открыл её и стал вытаскивать патроны. Отсчитав двенадцать штук, сграбастал выложенные мною на прилавок монеты, внимательно осмотрел, поднося близко к глазам, попробовал каждую на зуб. Достал из ящика ремешок с железными карабинчиками на концах. Прицепив его к оружию, я зарядил обойму. Старик тут же опять взялся за самострел, не поднимая его с прилавка, повернул стволом в мою сторону. Сунув оставшиеся патроны в карман куртки, я сказал:
— Готово, батя. Ухожу.
Киборг молча глядел на меня. Монеты уже куда-то исчезли.
Повесив ружьё на плечо, я взял с пола корзину с рыбой и добавил:
— Не целься мне в спину. Или мне задом к двери пятиться, чтобы тебя видеть?
Он ещё некоторое время сидел не шевелясь, потом медленно стащил самострел с прилавка, сунул оружие куда-то на полку внизу. Я направился к двери, прислушиваясь, не скрипнут ли позади механические руки, если хозяин лавки попытается опять вытащить самострел.
Но там было тихо — и я вышел под звёздное небо. Чак маялся на середине мостка, переминаясь с ноги на ногу, а вот Юны видно не было. Мне казалось, что из-за медлительности хозяина покупка карабина заняла много времени и они уже поджидают меня, недовольные, что я так задержался…
— Ну, сколько можно? — зашипел карлик, когда я подошёл. — Медведковские совсем близко уж! Что ты, что девка твоя…
— Хозяин лавки — киборг, да ещё немой, — пояснил я. — Откуда он тут взялся?
— Киборг… — Слово его не удивило. — Ну да, всякую механику к людям в Вертикальном городе умеют пришивать.
— Что это за город ещё?
Чак махнул рукой:
— Говорят, где-то в горах он, на Урале. Уже давно его от нас некроз отрезал. Теперь только небоходы туда добраться могут, но они никому ничего не рассказывают о городе. Ладно, ты что купил? — Он оглядел карабин и кивнул: — Годится, нормальный ствол. Отдай мне пистолет.
Я протянул ему оружие Луки Стидича, и карлик добавил:
— А ну пошли к той лавке. Что-то мне это не нравится — почему девица не выходит? Идём, только тихо, надо проверить, что внутри.
— Ты вторым иди, — сказал я. — Может, пистолет после воды не стреляет.
Подняв карабин, я зашагал к лавке люберецких кормильцев. На решётке прислушался — в доме вроде тихо. Из окошка льётся свет, но совсем уж приглушённый, будто оно закрыто занавеской. Чак замер на мостке, сжимая пистолет обеими руками, и я кивнул ему. Он бесшумно подбежал, я встал с одной стороны окошка, он с другой, и мы заглянули внутрь.
Там была фанера. Но не вплотную, то есть её не прибили к раме изнутри — с боков и сверху проникал свет.
Чак поманил меня, я нагнулся, и он прошептал:
— К окну шкаф придвинули.
— Чтоб не видно было, что внутри происходит, — так же тихо ответил я. — Пока меня ждал, ничего не слышал с этой стороны?
Он покачал головой:
— Вверху дрались опять, орали, даже если б тут что-то и было, не услышал бы.
— Надо входить. — Я шагнул к двери, но он вцепился мне в штаны. — А что ещё делать?
Чак показал куда-то за лавку.
— Что там? — Я выглянул из-за угла в сторону Соколиной реки.
В посёлке стало темнее, большинство огней погасли, но на колесе они ещё горели, отблески лежали на речных волнах. Только поэтому мы и увидели катер — большой, с широким носом и двумя выключёнными прожекторами. Между ними суетились люди, стаскивали брезент с какой-то приземистой установки. На крыше надстройки посреди палубы горела красная фара.
— Монахи, — шёпотом пояснил Чак. — Надо быстро спускаться и по мосткам к берегу бежать. Крикнуть им, что мы здесь.
— А если отсюда крикнуть?
— Местных всполошим. Да что ж там с подругой твоей приключилось? Так, давай в эту хибару входить побыстрее. Ты первый, я прикрою.
Отойдя от стены, он задрал голову, оглядел край низкой крыши. Шагнул к окну и зачем-то провёл пальцами по раме.
Я перекинул ремень карабина через голову, прижав приклад к левому боку, направил вперёд ствол, встал перед дверью и оглянулся на Чака. Он кивнул. Я собрался ударить ногой по двери… и передумал. Ведь именно этого и ждут те, кто затаился внутри. Что с Юной — непонятно, но они могут не выпускать её, сидеть там тихо, дожидаясь, пока в лавку сунутся те, кто пришёл сюда с девчонкой. А как ещё объяснить эту тишину и придвинутый к окну шкаф? Наверное, в лавке есть приёмник, хозяева услышали объявление Южного братства, и когда вошла Юна, решили подзаработать.
Теперь они ждут, что мы вломимся в дверь.
Повернувшись к Чаку, я показал стволом на окно. Он нахмурился, соображая. Кивнул, ножом бесшумно срезал с окна плёнку и отошёл.
Я заглянул внутрь, почти прижавшись лбом к фанере. Края шкафа видны с обеих сторон, да и сверху тоже — он совсем неширокий и низкий. То есть лёгкий, я опрокину его ударом.
Из-за лавки мы не видели катера. Лучи прожекторов скользили по посёлку, потом оба погасли, осталась гореть только красная фара. Голоса внизу и на колесе звучали всё громче, мостки скрипели под ногами рыбарей.
— Быстрее давай, — поторопил Чак.
Я поднял ногу повыше и врезал подошвой по задней стенке шкафа.
Он качнулся — и фанера проломилась.
Вместо того чтобы опрокинуть шкаф и сунуть в помещение ствол, я едва не сел на «шпагат» в окне. Стопа провалилась в дыру, ногу потащило вперёд, а потом шкаф всё же упал, и, едва не порвав сухожилия в паху, я ввалился в лавку.
Внутри находились четверо: Юна и трое мужчин в просторных рубахах и штанах из мешковины. Девушка сидела на табурете — руки стянуты за спиной, во рту кляп. Один лавочник, толстый и краснорожий, стоял позади, держа её за волосы и отогнув голову назад. Он целился в дверь из двуствольного самострела. Второй пригнулся за прилавком, выставив над ним обрез. Третий, тоже с самострелом, но одноствольным, прятался за мешками у стены.
Три ствола дёрнулись от двери ко мне, когда я уселся задом на упавший шкаф. Наклоняясь в сторону, чтобы уйти от выстрелов, я прицелился в лоб человека, стоящего за Юной, и вдавил спусковой крючок. Карабин лишь клацнул.
Три выстрела громыхнули в лавке.
Где-то в глубине работал приёмник, сквозь хрипение и шорох грубый голос монотонно вещал про людей, за которых назначена награда.
Пули из самострелов и дробь из обреза превратили упавший шкаф в решето, часть дробинок вылетела в окно — если Чак сунулся туда следом за мной, ему конец. Свалившись на пол справа от шкафа, я опять вдавил спусковой крючок, но выстрела не последовало. Я вскочил на колени. Те двое, что прятались за мешками и прилавком, спешно перезаряжали оружие, и я прыгнул вперёд, перехватив карабин за ствол, замахиваясь, как дубинкой.
В грудь мне смотрел двуствольный обрез. Из одного ствола ещё вился пороховой дымок. Толстяк за спиной Юны вытянул руку, обрез лёг на плечо девушки возле шеи. Замахиваясь, я бежал к ним, но не успевал.
Вверху треснуло, скрипнуло, между мною и стулом упала доска, и в дыру, появившуюся на потолке, просунулась детская ручка с пистолетом. Он выстрелил, пуля ударила толстяка в плечо, развернула боком ко мне. Подбежав, я врезал ему прикладом по виску. Приклад треснул, толстяк повалился на пол, но прежде чем это произошло, я вырвал из его рук самострел.
