— Чего ж в Меха-Корпе на брехню повелись?
— Да потому что Корпорации ничего не оставалось, как за соломинку ухватиться.
Я молчал. Если он прав, если нас собираются оставить в Храме… Хотя почему нас? Оставят Юну, а меня и Чака пристрелят либо повесят на перекрещенных балках, как тех мутантов у ворот Балашихи. И Тимерлан Гало, единственный, кто может рассказать мне про татуировку на шее Юны, умрёт в Арзамасе вместе с остальными. Хотя для меня это будет уже не важно…
Нет, стоп.
Я посмотрел на Чака:
— А людей, которые могут ходить по некрозу не заражаясь, ты раньше знал?
Он покачал головой:
— Ты — первый, южанин.
— Значит, и какой-то способ остановить некроз, способ, про который никто не слыхал, мог недавно появиться в распоряжении Ордена. Почему бы и нет? Но дело даже в другом…
— Дело в другом, — согласился карлик. — Да, забыл я: ещё ж ты у нас есть, весь из себя загадочный. Ты тоже стал важной персоной, потому что можешь шастать по некрозу, и если про это знают кланы, так могли узнать и монахи.
— Хорошо, они узнали, и что из этого следует?
— Да то, что они будут держать тебя у себя. А вот мне — крышка.
— Я скажу, что буду помогать им, только если тебя не тронут.
— Да кто тебя спрашивать будет? — Чак полез на верхнюю койку. Повторив недавний маневр, он повис на решётке и стал внимательно осматривать её.
Я отвернулся к иллюминатору. Даже если этот Гест решит оставить меня в живых, что толку? Юна говорила, некроз окружил Арзамас — завтра или послезавтра он сомкнётся над городом, как болотная ряска над участком чистой воды, затянет его пластом влажной плесени. Тимерлан Гало погибнет вместе со всеми, и я ничего не узнаю.
— Здесь есть самолёты? — спросил я.
— Чего? — Чак спрыгнул на верхнюю койку и сел там, поджав ноги. — Никак эту решётку не вскрыть, я даже до замка дотянуться не могу… Чего ты спросил? Само… что?
— Машины для полётов. Юна говорила про небоходов…
Чак махнул рукой:
— Да они на западе далеко живут. Гильдия их в такие дела не вмешивается, летуны всегда сами по себе были.
— Юна говорила, Корпорация пытается столковаться с небоходами, чтобы те прислали дирижабли и спасли хоть кого-то в Арзамасе.
— Ну и многих они на тех дирижаблях вывезут? Сотню большаков?
— Так у них только эти машины?
— Ещё авиетки — такие… с крыльями. Летают быстрее, но в них больше трёх-четырёх человек не влезет.
Значит, Тимерлан Гало, как и вся верхушка Меха-Корпа, может спастись. Хотя Юна тогда упоминала небоходов как-то неуверенно, будто не очень надеялась на то, что они пошлют в Арзамас свои машины. Я задал ещё один вопрос:
— Чак, как давно была Погибель?
Он изумлённо покрутил головой:
— Ну ты даёшь, человече! А ты вообще ещё помнишь, что вверху, вот то, серое, видишь, оно небом называется, а вот это, по чему мы плывём, это вообще-то вода… Помнишь?
Я молчал, и карлик продолжил:
— Да она… один мутант знает, как давно она была! Очень давно, много сезонов… нет, каких там сезонов — много циклов назад.
— Остался кто-то, кто видел её? Помнит времена до Погибели?
— Не, южанин, ты определённо не в себе. Да как кто-то остаться мог? Уже и дети тех, кто её застал, поумирали.
Я снова отвернулся к иллюминатору. С этой стороны на берегу не было холмов из развороченного асфальта, и между развалин образовалось множество мелких озёр. По небу ползли тяжёлые облака, было влажно и зябко. Большая часть развалин казалась необитаемой, хотя над некоторыми домами поднимались столбы дыма, как от костров, а в одном месте, судя по запаху палёной резины, горели покрышки. Катер проплыл мимо большого хозяйственного магазина с обвалившейся боковиной и засыпанной землёй крышей. Там росли деревья, между ними горел костёр, вокруг сидели люди в лохмотьях. Все они повернулись в нашу сторону, кто-то выпрямился, приложив ладонь ко лбу. На этот раз монахи стрелять не стали.
Дальше у глухой стены многоэтажки росла роща незнакомых мне деревьев с круглыми бледно- зелёными кронами, от которых к покрытой плющом стене тянулись мохнатые нити лиан. По одной карабкалась гибкая фигура, но отсюда я не мог понять, кто это, мутант или человек.
— Ползуна вам всем в зад! — высказался Чак, слезая с койки. — Ни разу не попадал в такое положение… Я взаперти, и ни одного замка вокруг, чтобы дотянуться и вскрыть его! И деньги эти сволочи бородатые у меня забрали! И ножи спёрли.
Только теперь я вспомнил про монеты, полученные от Юны. Проверил карманы — они исчезли вместе с ножом. Сначала меня обчистили кетчеры, теперь монахи…
— А это ещё что? — спросил карлик.
С другого берега донеслись выстрелы, и я перешёл к иллюминатору, под которым стоял Чак.
Катер плыл мимо широкого проспекта, под прямым углом отходящего от реки. Ближе к ней земля просела, образовав полукруглый залив, а дальше шло асфальтовое полотно, на таком расстоянии казавшееся почти целым, разделённое полосатым забором. Вдоль забора бежали люди, позади ехал мотоцикл, который мы видели недавно, за ним грязно-жёлтая малолитражка со срезанной крышей, вся облепленная людьми — их там сидело с десяток, не меньше.
От берега залива отчаливали две лодки и длинная плоскодонка с подвесным мотором. Когда он заработал, плоскодонка рванулась вперёд, задрав нос. Сидящие в лодках люди взмахнули вёслами.
Выстрелы над головой зазвучали чаще. Мотоцикл остановился, развернувшись боком к реке, сидящий на нём длинноволосый парень достал пистолет из кобуры. Я не расслышал выстрела, но над головой вскрикнули, и мимо иллюминатора пролетел монах. Катер плыл дальше. Плоскодонка далеко опередила лодки, с неё вовсю стреляли — пули барабанили по борту катера, свистели над палубой.
— Кто это? — спросил я.
— Похожи на людей Ферзя, — сказал Чак. — Он заправляет в нищих кварталах. Только что ему надо от монахов? И с Меха-Корпом Ферзю делить нечего… Эй, человече! А он не тебя ли хочет заполучить? Если сведения о тебе дальше разошлись…
Наверху загрохотал пулемёт. Пули разнесли нос плоскодонки, люди попрыгали за борт, а посудина начала тонуть.
Когда брызги рассеялись, в волнах замелькали головы, и монахи открыли огонь по ним. Лодки плыли дальше. Малолитражка, встав у кромки воды, окуталась пороховым дымом, в котором сверкали вспышки.
С двух сторон часто стучали выстрелы, на палубе снова заработал пулемёт, длинная очередь прошлась по лодкам. В воду посыпались люди, а потом залив на краю проспекта остался позади — монахи не прекращали огонь, но из иллюминатора мы больше не видели, куда они стреляют.
— По-моему, мы к озеру подплываем, — объявил карлик. — Конец пути.
Насколько я понял, озеро образовалось в том месте, где Соколиная впадала в Яузу. Когда катер пересекал его, начался дождь, и всё вокруг затянула светло-серая пелена. В иллюминаторы задувал холодный ветер, и в конце концов мы повесили на место одну крышку. Капли дождя падали сквозь отверстие в потолке, по полу стала расползаться лужа.
— Не люблю этот сезон, — проворчал Чак. — Вечно с неба льёт.
Я спросил:
