меньше. Бомбардировщики огрызаются, не дают приблизиться на дистанцию эффективного огня.
Чем там дело закончилось, Владимир не видит — пора сворачивать к своей цели. Еще раз обежать взглядом горизонт. Не сачковать. Глаза летчика задерживаются на каждом самолете в пределах видимости. И только опознав знакомый силуэт немецкой или советской машины, взгляд скользит дальше.
Внизу под крыло убегают береговые обрывы, каменистые осыпи, зеленые пятна болот, речушки и скудные поля. В двух километрах от берега бомбардировщик проходит над остервенело роющими землю солдатами. Недалеко от бойцов открыто стоят две пушки, позади линии окопов полдюжины зеленых коробочек легких танков.
— Командир, немцы рано окапываются! — кричит по СПУ Хохбауэр. — Противника впереди не видно!
— Значит, удаляться от берега не хотят, или местность подходит для обороны. Сил подкопят и двинутся вперед.
— А если англики навалятся?
— А это, штурман, наша работа, — усмехается Ливанов. — Ищи колонну. Пусть получат гостинцы.
А между тем слева по курсу на земле уже вспыхивает бой. Подтянувшиеся за ночь пехотные части при поддержке танков таранят немецкую оборону. С высоты хорошо видно, как два десятка угловатых несуразных гусеничных машин надвигаются на линию окопов. Между танками периодически вспухают черные облачка разрывов. Но ни одного фатального попадания, или немцы не могут пробить броню? Бывает.
Танки у англичан неплохие, броня у них толстая. Капитан Верхотин рассказывал, чего он больше всего боится, так это атаки «Матильд». Эту дуру ничем не прошибешь. Только дивизионной гаубицей или тяжелой зениткой можно остановить. Пехота и артиллеристы кровью умоются, пока отразят атаку.
Бомбардировщики идут над вражеской территорией. В небе стало свободнее. Все английские истребители брошены в мясорубку над проливом и плацдармами. Еще 30–40 километров, и эскадрилья выйдет в заданный район. Владимир уже подумывает, не стоит ли распорядиться разбить строй? Риск напороться на «Спитфайров» невелик, а растянувшись фронтом, легче найти цель. Англичане тоже не стоят на месте. С того момента, как разведчик обнаружил колонну, прошло два часа.
Бомбардировщики обходят справа небольшой городишко, почти деревню. Противника пока не видно.
На земле и в небе чисто. Ливанов уже начинает беспокоиться — забираемся все дальше и дальше в глубь вражеской территории. Несмотря на оптимистичные заверения штаба, колонна не обнаружена.
— Командир, вижу шевеление в кустах на окраине, — докладывает штурман.
— Где? — Владимир резко поворачивает голову, стараясь понять, где там окраина города и о каких кустах идет речь.
— Мы почти их миновали, заброшенный сад рядом с водокачкой.
— Вижу. — Действительно, среди деревьев поблескивает металл, виднеются угловатые кабины грузовиков. А чуть дальше вдоль дороги темнеют пятнышки одиночных окопов. Какая-то часть спешно окапывается.
Владимир трогает штурвал и закладывает круг. Интуиция подсказала, что желательно рассмотреть подозрительный городок как следует. Да, при внимательном рассмотрении становится заметно присутствие на окраинах города значительного воинского контингента. На автомобильной дороге стоит колонна автомашин, люди при виде самолетов разбежались по кюветам и придорожным кустам. Паша Столетов докладывает по рации о замеченной гаубичной батарее. Виктор Фролов углядел скопление пехоты в садах и глубоком овраге. Сам Владимир заметил замаскированные скирдами сена танки.
Устроив короткую перекличку по голосовой рации ближней связи, капитан Ливанов приказал радисту передать разведданные в штаб, а сам вернул эскадрилью на прежний курс. К его удивлению, уже через десять минут пришел ответ: полковник Овсянников отменил прежнее задание и просил нанести бомбовый удар по обнаруженному скоплению войск.
— Забавненько, — заметил Макс, — или он сразу же связался с дивизией, и там уже были готовы действовать по обстановке, или принял решение самостоятельно.
— Может, союзники успели расчехвостить ту колонну? — предположил Сергей Зубков.
— Все может быть, — задумчиво буркнул Ливанов, переключаясь на радиостанцию ближней связи. — Всем: возвращаемся на прежний курс. Бомбим позиции вокруг городка. Цели выбирать самостоятельно.
Название населенного пункта Владимир уточнять не стал, лень было разворачивать карту. И так не заблудимся. Эскадрилья шла вдоль асфальтового шоссе, единственного в этом районе.
— Разрешите покинуть строй, — просит лейтенант Гордеев, — так будет легче выбирать цели.
— Запрещаю, — резко обрывает комэск, — держать правый пеленг!
Поворот совершили четко, как на параде. Все девять бомбардировщиков почти одновременно заложили правый вираж и, перестроившись, подровнялись, сжали строй. Высота при этом снизилась до 4600 метров. Нормально. Все равно перед бомбометанием придется снижаться до полутора километров.
Только когда безымянный городок вновь возник на горизонте, капитан Ливанов разрешил разбить строй. Чувствовал он себя при этом неуверенно. Даже странно. Далеко не первый боевой вылет. Вражеских истребителей в пределах видимости не наблюдается. Стрелки бдят у кормовых установок. И все равно — по спине пробежал неприятный холодок. Оставшись только с одними ведомыми, Владимир чувствовал себя, как голый посреди многолюдной улицы. Привычка летать только плотным строем, черт бы ее побрал!
На боевой курс легли без доразведки, за десять километров до цели. Макс Хохбауэр выбрал себе вытянутую полумесяцем рощицу, в которой он успел приглядеть нечто похожее на танки. Идем со снижением. Моторы уверенно поют свою походную песню. Бомбардировщик наплывает на рощу. Под крыло убегает дорога с брошенными автомобилями, в стороне остается цепочка окопов.
Последние секунды перед сбрасыванием. Нервное напряжение нарастает. Глаза беспрестанно ощупывают горизонт. Руки живут своей жизнью, самостоятельно реагируют на короткие команды штурмана. Напрямик, минуя мозг. Это привычка, въевшиеся в плоть и кровь навыки боевого пилота.
— Пошли, родимые! — вопит Хохбауэр.
Машина вздрагивает, нос немного задирается к небу. Уходим с набором высоты. Позади бомбардировщика рощу перечеркивают два огненно-дымных рубца. Как будто кнутом стеганули. Ведомый отбомбился почти одновременно с комэском.
— Воздух!!! — истошно орет Сергей Зубков.
Владимир плавно двигает сектор газа и тянет штурвал на себя. Голова летчика крутится из стороны в сторону, глаза, как шальные, готовы выскочить из орбит.
— Где?! Мать твою!
— Справа! Четверо. Пикируют! А-а! На тебе! — гневную тираду стрелка-радиста перебивает короткая басовитая очередь «березы».
Владимир успевает включить рацию и бросить в эфир: «Истребители!» Теперь главное — не теряться. Один ведомый держится, как приклеенный, а Загребущий приотстал, отвлекся, выбирая себе цель. Надо срочно собирать строй. Как назло эскадрилья разбрелась по небу, словно стадо коров без пастуха.
Англичане рядом, свалились, как снег на голову. Вот они, четверо «Спитфайров» проскочили мимо бомбардировщика Ливанова и догоняют одинокий самолет с цифрой «33» на фюзеляже.
— Дима!!! Держись! — Владимир передвигает сектор газа на максимальные обороты.
Бомбардировщик буквально прыгает вперед, пытается встать на дыбы, но летчик четко держит его на курсе. В голове засела одна-единственная мысль: «Догнать! Успеть!»
— Макс, стрелки, к пулеметам!
Глаза впиваются в силуэты вражеских истребителей. Тяжелая двухмоторная машина рвет небо плоскостями крыльев, перемалывает воздух бешено вращающимися винтами. Расстояние неумолимо сокращается. Слишком медленно, черт бы их побрал!
Экипаж Гордеева отстреливается. Заходившая с хвоста пара «Спитфайров» шарахнулась в сторону от длинной тягучей очереди «БТ». Маневрируя, меняя курс, англичане теряют скорость. Это драгоценные секунды, мгновения, отделяющие жизнь от огненного пике.
Их слишком много. Вторая пара успевает зайти с левого борта. К крылу и фюзеляжу «ДБ-ЗФ» тянутся огненные струи. Пули рвут обшивку, впиваются в мотор. Стрелок-радист успевает повернуть турель и
