считали событием. Новая работа, новые люди, необходимость сколачивать команду из собранного по початку с поля человеческого материала, морская прогулка на сухогрузе незаметно развеяли печали седовласого тридцатипятилетнего полковника, океанские ветры выдули из головы депрессию. Взамен подавленности и дурным переживаниям о загубленной молодости пришли нормальные человеческие заботы, появился жгучий интерес: куда это его занесло, во что он вляпался и как бы оборотить ситуацию не в ущерб себе?
Стоун пристроился в укромном уголке между надстройкой и фальшбортом, неторопливо потягивал пиво и ждал, пока Першинг приговорит вторую пинту, перекинется парой слов со своими друзьями- танкистами, с неподдельным интересом послушает мелодичный наигрыш баяна сержанта Чуйко и двинется на корму. Как заметил Чарльз, командир отряда сторонился чрезмерного веселья. Это был матерый волк- одиночка, не любящий шумных толп, сутолоки и пустопорожней болтовни.
Дождавшись момента, когда командир выйдет из освещенного круга и скроется за кормовой мачтой, Чарльз поднялся на ноги. Один добрый глоток, и пустая бутылка полетела за борт. Пора. К сожалению, пробираться на корму пришлось мимо веселящихся солдат. Пока Стоун пересек 50 метров палубы, его раз десять остановили, предложили угоститься, поддержать веселье, поднять тост или разрешить спор. Не вовремя встретившиеся авиамеханики попытались силой утащить командира под палубу, чтобы раздавить в теплой компании пару бутылочек виски. Насилу вырвался.
— Скучаешь? — Полковник Першинг первым заметил нырнувшего под ют летчика. — На, глотни. — С этими словами Честер протянул Стоуну уполовиненную бутылку «Джек Даниэльс».
Пойло оказалось неплохим, горло драло что надо. Глотнув виски и резко выдохнув, Чарли Стоун поднес к носу рукав. Запах пота перебивал ароматы виски. Занюхивать выпивку таким образом его в свое время научили на Гвадалканале. Был у них в эскадрилье один поляк. Полный крези и любитель выпивки, как все его соотечественники. Имя этого летчика Чарльз давно забыл — погиб парень в одном из вылетов, а вот фокусы с виски и водкой врезались в память.
— Последняя пьянка на борту этого корыта, — хмыкнул Честер Першинг. — Не теряй шанс, летун.
— К чертям собачьим такой шанс.
— Как знаешь.
— Сам-то как думаешь: контракт нам подсунули стоящий? — нейтральным тоном поинтересовался Чарльз, одновременно выхватывая из рук командира бутылку.
— Стоящий. Как будто ты бы согласился на фуфло.
— Аргентина. Хороший климат. Высокие урожаи. Панчо и сомбреро. Зачем им военная помощь?
— Невнимательно читал контракт, сынок, — хохотнул Першинг. — Ты будешь работать инструктором.
— Это официальная брехня. Сам-то ей веришь?
— Я не первый год живу на свете. Повидал таких крутых кабанов, — танкист качнул бутылкой в сторону веселящихся на палубе ребят. — Все верят в свою силу, счастливую звезду. Каждый надеется, что кого угодно, но только не его. Сосунки. В первом же серьезном деле навалят полные штаны и запросятся к мамочке.
— Все прошли через войну, — недоверчиво ухмыльнулся Стоун, ему было странно внимать таким речам. Уж кого-кого, а своих попутчиков на борту «Камбении» он бы не назвал сосунками и слабачками, все успели пообгореть на Тихоокеанской.
— И ты тоже еще щенок. Виски седые, а настоящего дела не видал.
— Настоящее дело, — прищурился Чарли. — А что же это такое?
Честер бросил на летчика оценивающий взгляд, прикурил сигарету, затянулся, выгадывая паузу. Стоун молчал. Не стоит торопиться, хоть его и подмывало напомнить танкисту, что тот не выжил бы и в десятой доле боев, через которые прошел он сам. Один Гвадалканал стоит больше, чем все танковые атаки Першинга. Да и были ли они? На островах на танке не развернешься. Только если в последние дни войны, в Китае и Японии, под надежным прикрытием авиации и при десятикратном перевесе над противником.
Ничего, подождем, пусть чертов танкист выговорится, объяснит, кого он назвал седым щенком. Человек Першинг поживший, закаленный, пообгоревший в огне войны и еще где-то. Вот это «где-то» и проскальзывает в разговоре, это и есть основное.
— Хочешь знать? — хмыкнул Честер Першинг. — Ты же коренной американец, вырос в старых штатах. Вирджиния? Мэриленд?
— Побережье Атлантики, — уклончиво согласился Стоун. Как он понял, Першинг не читал досье или забыл, что имеет дело с иммигрантом.
— Мужчина должен делать свое дело. На дядю Сэма работают только сосунки, мальчишки.
— Даже если дело касается войны за свою страну?
— То же самое.
— А ты работаешь на себя? Ребята говорили, у тебя до войны был бизнес. — Чарльз аккуратно запустил пробный шар.
— Почему был? Работал и работаю, а служба на Дядю Сэма — временный этап. — Полковник Першинг глубоко затянулся, выдохнул струю дыма и забарабанил пальцами по перилам ограждения. — Это моя родина. Я должен был идти и работать за свою страну, драться за свою страну. Защищать свой дом. Понимаешь?!
— Верно.
— Да, ты тоже не отлынивал от призыва, — тихо произнес Честер, словно извиняясь за резкость. — Вот так, парень. Тогда было совсем другое дело. Не то что сейчас. Тогда… Я ведь спас нескольких мальчишек, заставлял, пинками гонял, вбивал в головы Уставы и учил выживать на войне. Кого-то научил, мне потом спасибо говорили, а кого и вытащил из горящего «Шермана». Тоже бывало после боя.
— Война осталась позади. — Чарльз осторожно прервал готовый вырваться из глубин души собеседника поток воспоминаний.
— Мужчина должен воевать, когда надо, и работать должен на себя.
— А если умеешь только водить танк, стрелять, драться на истребителе?
— Зарабатывай тем, что у тебя лучше всего получается.
— У меня получается только на армейской службе. Да, сам знаешь.
Чарльз Стоун крутанул головой из стороны в сторону, отказываясь от протянутой бутылки. Разговор получался любопытным. Старый танкист явно был не тем, за кого его принимали. Заманчивые полунамеки, сквозивший сквозь слова интерес, осторожное прощупывание. Першинг был готов сделать хорошее предложение, но не торопился, исподволь выяснял позицию полковника Стоуна. Сразу согласиться? Взяться за еще не озвученный контракт? Не этого ли ждет Першинг? Или проверяет?
Чарльз решил не спешить. Алкоголь помогает расслабиться, срывает покровы, вытягивает на поверхность скрываемые мысли и чувства. Нет, лучше подождать. Ошибиться нельзя. Одно неосторожное слово, и все пойдет прахом. Удача выскользнет из неловких пальцев. Лет десять назад Чарльз Стоун, не думая, с жаром схватился бы за поданное полунамеками предложение. Десять лет назад. Но сейчас это был совсем другой человек — опытный, умный, расчетливый, знающий цену необдуманных слов и поспешных обещаний.
Как показало время, полковник Стоун оказался прав. Дни сменялись ночами. Бывший сухогруз неторопливо полз вдоль побережья Южной Америки. Новости, если они где-то и существовали, до пассажиров судна не доходили. Капитан корабля и командир отряда вообще предпочитали не беспокоить и не будоражить людей излишней информацией. Все идет как должно, если что-то изменится, вам скажут, если сочтут нужным. Нормальная, привычная для военных политика. Со стороны это кажется жестоким, но в действительности неведение оказывается, куда меньшим испытанием для психики, чем знание обо всех грозящих тебе опасностях и невозможность хоть что-либо сделать, дабы их избежать.
Да, это так. Летчик-истребитель, воздушный ас, человек, неоднократно дравшийся против превосходящих сил противника и почти всегда выходивший из боя победителем, на палубе войскового транспорта превращается в совершенно бесполезный балласт, когда речь заходит о защите судна от вражеской авиации. Летчик без готового ко взлету самолета — это груз, беззащитная мишень.
Иногда действительно лучше не знать, что тебя держат на прицеле, раз все равно от тебя ровным
