В дальнем углу каньона среди нагромождения камней Гриммельман увидел большую ящерицу. Он осторожно приблизился, но она метнулась в свое подземное убежище. Однако старик приметил его, когда ящерица появилась вновь.
Она не увидела человека на этот раз, так как он притаился среди скал. Крупное пресмыкающееся медленно выползало из норы, двигаясь короткими рывками. Длина его была около трех футов.
Гриммельман припомнил, как они с товарищем когда-то съели такую ящерицу. Солдаты встретили тогда кафров [18], и те пригласили их к трапезе. Они с радостью приняли приглашение, так как заблудились и сильно проголодались. Мясо пресмыкающегося было белым и жестким, по вкусу напоминавшим лососину.
Гриммельман сидел, внимательно наблюдая за ящерицей. Она сама добывала себе пищу, сама была охотником, карликовым драконом, живущим в мире без людей и без истории, покрытым чешуей допотопным животным, формы которого остались такими же, как и миллионы лет назад. Она была существом, способным жить в черных горах и выжить там почти без всяких усилий. И он завидовал этому существу.
Но они должны научиться ловить и убивать таких ящериц. Пожалуй, О'Брайену следовало бы подумать об этом; ему, необычному для двадцатого века американцу, были присущи охотничьи инстинкты. Казалось, он принадлежал другой эпохе и другой жизни. Каждый из них был по-своему умен. Смит — ученый. Он изобретателен, проницателен и дальновиден, никогда и ничто не кажется ему странным или необычным. И Бэйн тоже не глуп, только он никогда не делал над собой никаких усилий.
Гриммельман сидел на солнце, радуясь свету и стараясь не упустить из виду ящерицу…
«Может быть, Стюрдевант еще жив, — думал старый немец. — Ему не следовало уходить… Заброшенный в море песков, он осужден на медленную голодную смерть. Возможно, это и справедливо… вероятно, им всем суждено остаться здесь. Хорошо знакомая древним смерть в изгнании. Уготованная им судьба, может быть, и есть возмездие за их ошибки.
Лично он заслуживает такой смерти. Для мира он не сделал ничего и никому не принес никакой пользы. Только повиновался, повиновался и повиновался. Это ни к чему не привело, кроме сознания собственной бесполезности, а теперь, в конце жизни, и к глубокому отчаянию. Мир без него стал бы лучше; мир был бы еще лучше, если бы он вообще не появился на свет».
Спустя десять пет после окончания войны против племени гереро началась первая мировая война. Целый год Гриммельман залечивал болезни и раны, полученные в африканской кампании, потом зарабатывал себе на жизнь случайными работами в Руре. Когда началась война, он пошел в армию и сразу же был произведен в сержанты. Гриммельман с радостью надел военную форму. Все знали, что война надвигается, и когда она разразилась, многим в Европе казалось, что теперь наступит определенное облегчение. Но это был конец одной эпохи и ужасное начало другой
На русском фронте он убил трех человек: трех крестьян в изорванных мундирах с одичавшими от ужаса глазами. Они воровали мороженую картошку из батальонного фургона. Патруль привел задержанных к командиру роты, и молодой капитан позвал его:
— Сержант Гриммельман, расстреляйте их!
Он никогда не забудет этих слов. Вся его жизнь или началась, или кончилась на них.
— Господин капитан, но ведь это русские солдаты, военнопленные, а не гражданские лица.
— Вы обсуждаете приказ, сержант?
— Господин капитан хочет, чтобы я расстрелял военнопленных?
— Они грабители, а не военные, и наверняка у кого-то стащили мундиры. Я приказываю немедленно расстрелять их.
Он увел русских в лес и расстрелял, хотя они умоляли о пощаде, опустившись на колени в снег. Тогда он утешал себя тем, что у него не было другого выхода, что ему приказали расстрелять их, и он попал бы под трибунал за неповиновение. С тех пор он постоянно твердил себе эти слова, но никогда не верил им.
Убить человека оказалось совсем не сложно. Убийства, побои, жестокость — обычное явление для Африки. Поэтому капитан и выбрал именно его. Он был опытным воякой.
Гриммельман хорошо помнил, как обошел стоящих на коленях мужчин и выстрелил из пистолета каждому в затылок. Они остались лежать на снегу в лесу с оттопыренными карманами, набитыми картофелем.
Не подчиниться приказу было выше его понимания. Со старшим офицером спорить нельзя, даже если он не прав. Солдат обязан повиноваться. Он свободен от проявлений добра и зла.
Война продолжалась. Европа устала от убийств. А Гриммельман пережил войну, получив железный крест второй степени. Он выполнил свой долг.
Бэйн вернулся к нише, где стояла жестянка из-под кофе, и, наполнив ее водой, поставил на место. Пчелы пили из нее! С полчаса Майк наблюдал, как они прилетали и улетали вверх по каньону. Бэйн поднялся и долго шел за ними. Наконец, он убедился, что проследил маршрут нужных ему пчел. Майк вернулся, взял жестянку и перенес ее туда, где пчелы исчезали. Найдя подходящее место в тени скалы, он налил в жестянку воды из фляги и вернулся в пещеру. Бэйн никому не рассказал о своем открытии. Ему самому хотелось найти и мед, и гнездо.
О'Брайен сидел на плоском камне у прудика, подставив солнцу свое обнаженное тело. Его порванные теннисные шорты были аккуратно разложены неподалеку. Бэйн сел рядом.
— Нам придется сходить к самолету, — спустя некоторое время, позевывая, проговорил О'Брайен.
Майк думал об этом. В самолете оставались некоторые вещи, которые могли бы им пригодиться. Одежда, инструменты и вообще все, что удалось бы им унести.
— Когда ты хочешь пойти? — спросил он.
— Как только спадет жара. Мы успеем еще выспаться. Поедим дынь. Возьмем несколько страусовых яиц.
— Хотелось бы знать, как далеко ушел Стюрдевант, — произнес Бэйн.
— Ты думаешь, он погиб?
— Да. И Смит тоже.
— Голландец — крепкий малый, — не согласился охотник. — Сильный человек. И не забывай, у него было много воды. Я полагаю, он все еще идет где-то по пустыне. И Смит.
Бэйн промолчал. О'Брайен встал и надел еще влажные шорты. Через несколько минут солнце высушит их.
— Так идем вечером? — спросил О'Брайен.
— Ну, что ж, — ответил Майк. — Можно пойти. За ночь доберемся.
— Может, да, а может, и нет, — сказал О'Брайен. — Наш первый переход ни о чем не говорит. Кое-кто вынуждал нас двигаться медленно.
— Ты говоришь обо мне, — произнес Бэйн. — Той ночью в песках я хотел умереть.
— Ты был болен, — возразил ему О'Брайен, уходя в пещеру. За ним последовал Бэйн.
— Мы будем спать весь день и встанем, когда солнце начнет клониться к закату, — решил охотник. — Придется убить три дня ради пары мешков с добром. Но там есть вещи, которые нам нужны здесь. Мы даже не подозревали, что они могут понадобиться. Контейнеры, различные инструменты, линзы от разбитых ламп-вспышек и корд для силков. Даже если бы пришлось идти десять дней, все равно стоило бы сходить. Хорошо еще, что есть самолет, откуда все это можно взять.
— Я иду, — согласился Бэйн.
Мысль о походе не доставляла ему удовольствия: Майк ненавидел песок, его пугали многие часы ходьбы. Ведь он все еще был слаб. Но идти надо, потому что шел О'Брайен, да никто больше и не мог сопровождать его.
Они посвятили в свои планы Грэйс и Гриммельмана и попытались заснуть. Было около полудня. С заходом солнца они возьмут банку воды, несколько дынь и поднимутся на хребет. А когда наступит ночь, будут уже далеко в песках.
