О'Брайен выстрелил. Бабуин, наклоняясь в сторону, полетел в пропасть, разбившись об огромные камни. Животные застыли от неожиданности. В этот момент ружье грохнуло еще раз: один из самцов, подпрыгнув, покатился вниз, увлекая за собой лавину рыхлого сланца. Затем утес ожил — это обезьяны бросились спасаться бегством.
О'Брайен сосредоточил свое внимание на крупных самцах. Один из них стоял, оскалившись, и вызывающе смотрел в его сторону. Выстрел — и он тоже падает в пропасть. Успех окрылил охотника. Он быстро направил ружье на вход в логово, зная, что некоторые обезьяны инстинктивно бросятся в него. На мушку попалась самка с детенышем, и пуля пробила ее навылет.
Звук последнего выстрела эхом разнесся по горам. Еще один крупный самец нашел свою смерть, хотя и пытался бежать, карабкаясь по гладкой скале со всей скоростью, на которую был способен.
Наступила тишина. На утесе все замерло. О'Брайен встал, сошел с уступа и начал осторожно подниматься вверх. Он был очень доволен: рассчитывал подстрелить хотя бы одного вожака, а сумел добыть еще трех самцов и самку с детенышем. В логово обезьяны уже не вернутся. Они уйдут. Но он найдет их и там и придумает что-либо другое. Уничтожит их всех. Сначала самцов, воинов и разведчиков, самых крупных и злых, которые представляют опасность для него самого. Когда им придет конец, с остальными справиться будет легко. Молодые станут подрастать без вожаков и с должным пониманием будут относиться к охотнику, считая его непобедимым.
На следующий день О'Брайен опять направился к пику. Он спустился в третий каньон, наиболее удаленный от пещеры. Бабуины были там. Обезьяны-сторожа наблюдали за охотником с самых высоких позиций и попрятались, стоило ему приблизиться на расстояние выстрела. Охотник провел целый день, пытаясь подкрасться к ним, но ему удалось выстрелить только по одному бабуину, проявившему чрезмерное любопытство к упорному преследователю. Обезьяна пронзительно закричала, подпрыгнула вверх и неожиданно стремительно помчалась почти по вертикально поднимающейся стене утеса.
Однако день не был потерян. О'Брайен вернулся с дынями и двумя желтыми ящерицами, убитыми палкой.
Теперь он постоянно думал о бабуинах. Мертвый бабуин лучше живого. Одним ртом станет меньше. Если всех их удастся уничтожить, увеличатся даже те скудные ресурсы продовольствия, которые есть в этих горах. Поэтому главная его задача сейчас — убивать бабуинов. Другие могут искать мед, ящериц, дыни. А он будет убивать.
Глава 5
Смит умирал от жажды.
Укрыться от солнца было негде. Мир казался плоским, твердым и сухим, без воды и без тени. Смит все шагал и шагал по выжженной солнцем земле, тщетно пытаясь найти местечко, где можно было бы прилечь и отдохнуть, спрятаться от испепеляющей жары. Мысль, что он скоро умрет, уже не волновала его. Теперь Смит понял, почему человеком овладевает странная апатия, которая предшествует смерти и делает ее даже желанной. Он уже собирался броситься прямо на песок и забыться, но вдруг увидел какое-то пятно на колеблющейся линии горизонта.
Дерево…
Язык Смита распух, ему казалось, что во рту у него что-то толстое и горячее. Было раннее утро. Ночью негр осушил последнюю скорлупу и вот сегодня, еще до захода солнца, он умрет. Смиту показалось, что он уже не может держать дерево все время перед глазами. Что-то случилось с сердцем, лоб внезапно стал холодным и его вырвало.
Смит сел на песок. Надо отдохнуть, пока не кончится рвота… Сердце трепетало, как перепуганная птичка, захваченная врасплох в своем гнезде. Но он помнил о дереве и, с трудом поднявшись, упрямо пошел к нему. А оно казалось таким далеким!
Смит шел совершенно раздетым. Ночью его охватил невыносимый жар. Стремясь как можно скорее подставить себя под струю прохладного ветра, который начал задувать с востока, он брел ему навстречу, забыв и пустые скорлупы, и ботинки, и шляпу. Затем скинул брюки и рубашку и нес их некоторое время в руках, пока видел в этом какой-то смысл. Он шел всю ночь напролет и, наконец, в изнеможении упал на песок… Потом снова взошло солнце.
Но дерево исчезло. Смит в изумлении остановился и обнаружил, что все дальше уходит от него. Пока он стоял, число деревьев перед его глазами увеличивалось, их стало два. Потом они слились в одно. Он опять двинулся к нему.
Внезапно земля ушла из-под ног. Смит, споткнувшись о большой камень, который тщетно пытался обойти, упал словно с ходулей и выругался.
Он полз по обожженной земле и камням. Пыль набивалась ему в глаза. Боли от ушибов он не чувствовал: добраться до дерева, чтобы умереть в его тени — вот его цель.
Он долго отдыхал, лежа на животе. Солнце поднималось все выше. Обнаженный человек одиноко лежал на плоской равнине, где не было ничего живого. Откуда-то издалека прилетел и стал кружиться в небе стервятник. Потом еще один.
Смит открыл глаза и, присмотревшись, увидел впереди «свое» дерево, которое оказалось каким-то странным растением, крошечным кустиком менее фута высотой с толстыми, словно каучуковыми листьями. Негр лежал всего лишь в десяти футах от него.
Собрав остатки сил, Смит подполз к дереву, положил голову под тоненькие веточки с несколькими десятками листьев и отбросил камешки из-под щеки. Он не уйдет отсюда; дальше все равно идти некуда: земля вокруг иссушена и бесплодна.
Солнце поднималось все выше, жестокое и безжалостное.
Спустя несколько часов Смит открыл глаза. Почему он еще не умер?
На мгновение Смит взглянул на себя как бы со стороны. Он лежал на песке под маленьким кустиком. Потом картина перед его глазами закрутилась, как в быстро меняющихся кинокадрах. Площадь песков составляла сначала один акр, потом — десять, сто… Наконец, она выросла до квадратной мили и дальше уже ничего не менялось. Нигде не было ни дерева, ни воды. Песок, камни и ничего больше. Голая и необитаемая земля, над которой он когда-то пролетал, была похожа на окоченевшую и безжизненную Луну. А пески все росли, достигнув уже сотен квадратных миль.
Он снова впал в забытье. В мире оставалось только одно страдание.
Открыв глаза, Смит увидел ногу, очень маленькую запыленную сухощавую ногу. Некоторое время он смотрел на нее, потом она пошевелилась, приблизилась к нему и толкнула в плечо. Он повернул голову, взглянул вверх, но солнечный свет больно ударил в глаза, и Смит отвернулся, прикрыв их рукой. Медленно, с большим трудом он сел.
Перед ним стоял крошечный человечек. Гном с морщинистым от старости лицом. Пигмей с желтоватой кожей. В отдалении стояли в ожидании еще десять или двенадцать человек.
Бушмены… Смит попытался улыбнуться. Сморщенный гном с широким сплющенным носом и выпуклыми бровями наблюдал за негром. Он был, вероятно, не более пяти футов ростом и держал в руках лук длиной менее ярда. Пять или шесть стрел торчали из подвешенного к бедру колчана, сделанного, по- видимому, из древесной коры. Одежду его составляла треугольная набедренная повязка и широкая шкура, перекинутая через плечо. У пояса висела кожаная фляга.
Бушмен заговорил. Смит как-то читал, или, может быть, слышал от Гриммельмана о языке бушменов. Однако их речь, словно пришедшая из древнейших времен, была так непохожа на все, что он слышал прежде. Гном издавал удивительные, какие-то нечеловеческие звуки: это было щелкание и чмоканье, рокотание и карканье. О чем говорит этот маленький человек? Что они с ним сделают? Внезапно ему захотелось остаться одному; лучше умереть в одиночестве, чем оказаться в руках людей из каменного века. Они будут его пытать, разрежут на части и съедят. Смит пошарил вокруг себя рукой по песку и нащупал камень величиной с кирпич.
Крошечная морщинистая женщина с лицом монгольского типа, словно обтянутым тканью, одетая в свободную бесформенную шкуру, отделилась от толпы и направилась к старику. Она держала в руках палку,
