не терял надежды, если вы понимаете, что я хочу сказать… Некий Морис Шассар…
– Так вы хотите, чтобы я избавил вас от этого невежи?
– Теперь уже не надо. Я сама от него отделаюсь. Когда я вам только что позвонила, я очень нервничала. Все это смешно.
– Как вы пожелаете,– сказал я.
В этот момент зазвонил телефон. Она встала и пошла ответить. Держа у розового ушка трубку, стоя гладила бедро. Она нахмурила брови, ее лицо стало жестким:
– Нет,– сказала она.– Меня здесь нет. Нет… Я… Один момент!
Она прикрыла ладонью трубку:
– Может быть, вы побеспокоились не зря, месье Бюрма. Это Морис… Морис Шассар. Мне очень хочется его принять и покончить с ним раз и навсегда. Ваше присутствие придаст мне силы, а его, быть может, напугает…
– Прекрасная идея,– одобрил я.
Она искоса взглянула на меня:
– Минуту,– повторила она в телефон.
Она снова закрыла трубку рукой, резко обернулась ко мне и произнесла:
– Мне не нравится ваш тон, месье Бюрма.
– Право, мадемуазель, я не понимаю…
– Если вы тоже думаете… что я убила Этьена… можете уходить…
Она топнула ногой:
– …Уходите!
– Я ничего подобного не думаю,– сказал я мягко.
Она успокоилась так же быстро, как и вспыхнула.
– Извините меня,– вздохнула она.– Это нервы… Впустите его!– почти крикнула она в аппарат.
Она снова села, на этот раз внимательно следя, чтобы не показать ничего лишнего. Чуть погодя, постучали в дверь. Я пошел открыть типу, который сразу же обратился ко мне со словами:
– Привет, красотка!
– Я не та, кто вы думаете,– отпарировал я.
– О! Пардон! – смешался он и отступил назад.
От него несло спиртным. Цвет лица был характерен для человека, который поздно ложится и поздно встает. Хорошо одет. Молод. Карие глаза с кругами того же цвета; прямой, довольно длинный нос, украшенный на конце легкой сетью голубоватых прожилок. Сынуля из зажиточной семьи в постоянном загуле либо не слишком вредный светский проходимец. Довольно красивый парень, несмотря на свой характерный румпель пьяницы, в общем, довольно симпатичный. А также более крепкий, чем кажется с первого взгляда. Тип журналиста из тех, новой школы, которые говорят: «Уэ», кладут ноги на стол и носят шляпу набекрень, потому что смотрят слишком много американских фильмов.
– Входите,– сказал я,– поговорим втроем.
– Что это…
– Входите! – приказала Женевьева Левассёр со своего кресла.
Он вошел, не говоря больше ни слова. Встал посредине комнаты, поглядел на нее, потом на меня.
– Представляю вам месье Нестора Бюрму,– сказала наша хозяйка.
– Нестора Бюрму?
Он почесал кончик носа.
– Это детектив,– уточнила она.
– Ясно. Это имя мне знакомо…– усмехнулся он.-…Так это он должен найти картину?
– Какую картину?
– Не прикидывайтесь идиоткой,– проворчал он.– Ваш любовник был вором. И украл картину в Лувре. Он умер и…
Голос его прервался. Он взглядом поискал, куда бы сесть, и, найдя стул, плюхнулся на него, утирая пот. Видимо, недомогание, вызванное жарой, царившей в комнате, или выпитым спиртным. Красотка Женевьева выпрыгнула из своего кресла, как чертик из коробочки. Стоя, со вздымающейся грудью, дрожа от гнева, сверкая глазами, она выкрикнула:
– Вы слышите его, месье Бюрма? Вы его слышите? Этот гнусный тип клевещет на меня! Он…
– Не будем нервничать,– сказал я,– он на вас не клевещет. Он говорит, что ваш любовник был вором. И много шансов на то, что это правда. Он говорит, что ваш любовник умер. Это тоже правда.
Она бросила на меня убийственный взгляд:
– Так что, вы тоже против меня?
Я пожал плечами:
– Замолчите. Если бы вы были в состоянии размышлять, то я бы вас опросил: вы что, наняли меня, чтобы вышвырнуть этого типа за дверь?
– Да!– крикнула она.– Выбросите его за дверь! Можете даже в окно. Так будет еще лучше, мы на шестом этаже.
– Для меня совсем неплохо,– засмеялся я.– Я ведь пришел к вам сюда не затем, чтобы ночевать в тюрьме. А ведь можно легко покончить со всем этим иначе.
Я подошел к Шассару, ухватил его за отвороты пиджака и поднял на ноги. Его бегающие глаза были полны ужаса.
– Я не собираюсь вас съесть,– сказал я и резко отпустил его.
Он встряхнулся, отступил на шаг назад.
– Я ухожу,– сказал он.
– Останьтесь!
Он замер на месте.
– Послушайте, месье Шассар,– сказал я ему.– На что вы живете?
Он заколебался, потом сказал:
– Устраиваюсь.
– По крайней мере вы откровенны.
– Почему бы нет?
– Поскольку вы откровенны, выкладывайте все.
– Мне нечего выкладывать.
– Вы оба идиоты.
– Оба?
– И вы, и она.
Женевьева Левассёр строго призвала меня к порядку:
– Месье Бюрма!
– Замолчите!
Я повернулся к охотнику за юбками:
– …так мы устраиваемся, не так ли? Спим с пожилыми дамами, очень пожилыми, а потом, когда захочется молоденькую, мы не останавливаемся перед мелким шантажом, а? Чтобы укрепить свою сексапильность.
– Какой ужас! – воскликнула Женевьева.
Я резко повернулся к ней:
– Послушайте меня, в свою очередь, мадемуазель. Если вы хотите поберечь свои прелестные ушки, укройтесь в вашей спальне.
Она топнула ногой:
– Нет. Я остаюсь. В конце концов здесь я у себя дома!
– Как вам будет угодно. Но не перебивайте меня все время.
Я сел рядом с ней, чтобы успокоить в случае необходимости.
– Продолжаю, старина Шассар. Вы обвиняете мадемуазель в том, что она убила своего любовника?
