Участь свою не выбирали

…Вот и вокзал. Женщин дальше не пустили. Лица моих соседей по колонне помрачнели. Ведь большинство из них недавно призваны в армию. И не известно, что ждет всех впереди…

А я уже был на фронте и, хотя подвига не совершил, но кое-что видел. Так что выше голову, товарищ старший сержант!

Отсюда, из Кирова, началась моя новая дорога на фронт, теперь уже на Северо-Западный, в 84-й артиллерийский полк 55-й стрелковой дивизии.

Болотный фронт

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

Из вечернего сообщения 3 мая 1942 года

В течение 3 мая на фронте ничего существенного не произошло.

Из вечернего сообщения 4 мая 1942 года

В течение 4 мая на некоторых участках фронта наши войска вели наступательные бои и улучшили свои позиции.

Из вечернего сообщения 5 мая 1942 года

В течение 5 мая на фронте ничего существенного не произошло.

4 мая 1942 года в полдень наш артиллерийский дивизион[4] маршем подошел к тылам 55-й стрелковой дивизии. Все последние дни и ночи беспрерывно лил дождь. Плащ- палатки уже не могли защитить нас, и шинели и гимнастерки не просыхали. Казалось, мы сами разбухли от постоянного соприкосновения с водой. А тут еще страшная весенняя распутица, тылы не справлялись с подвозкой продуктов, и наш пищевой рацион сокращался по мере приближения к фронту. Начиная с 1 мая мы получали только маргарин и хлеб.

Воспользовавшись передышкой, я нацарапал родителям открытку:

'Вы, наверное, очень беспокоитесь, что долго не пишу. Я переезжаю на другое место, поэтому и задержался. Зато вчера получил письмо от Бориса. Он, оказывается, около Старой Руссы, пока еще не воюет, но вообще-то – это дело ближайших дней. Мне сейчас, в отличие от прошлых раз, приходится шагать пехтурой. Уже привык: 'баллоны' мои не спускаются'.

В большинстве случаев мои бесхитростные попытки заморочить голову военной цензуре, чтобы подсказать родителям, где я нахожусь, были безрезультатными. Но этой открытке повезло: слова о том, что Борис около Старой Руссы, остались незачеркнутыми. Про 'баллоны' же написал потому, что после госпиталя, где лежал после ранения под Москвой, вместо сапог получил ботинки с обмотками и не сразу научился их прочно закручивать.

Время привала подходило к концу. Мы оказались рядом с медсанбатом дивизии. Несколько больших палаток не вмещали всех раненых. Остальные лежали рядом, на парусиновых полотнищах, а большинство – просто на земле, прикрытой еловыми ветками. Мне впервые пришлось видеть так много раненых вне госпиталя, а их подвозили и подвозили.

За полчаса привала мы наслушались стонов, насмотрелись на окровавленные бинты и лоскуты, которые то и дело выносили из палаток санитары.

На дорогу нам выдали немного маргарина, объявив, что это на сегодня все, хлеба не будет. Да если бы и был, ничто в рот не лезло. Даже когда отошли от медсанбата, в ушах все звучало: 'Сестра, пить…' А навстречу шли и шли раненые, некоторых несли на носилках или просто на руках.

Впереди гремела канонада. 55-я дивизия, в которую я был направлен в составе пополнения, продолжала начатое вчера наступление…

Словно встречая нас, наперекор всему сквозь тучи пробилось солнышко. Идти стало веселее. Мы сделали еще один привал на лесной дороге и разделились на Две части. Огневые взводы с орудиями остались, а остальные пошли вперед.

Пройдя несколько километров, вышли к ручью, протекавшему в неглубоком овраге. Наш взвод, человек 16, уже спустился в него, когда прилетели 'юнкерсы'. Они сразу заметили нас – мы шли не маскируясь. Первый 'юнкере' пошел стремительно вниз, издавая свистящий звук. Мы разбежались по оврагу и попадали на землю, кто куда. Я увидел, как от пикирующего бомбардировщика одна за другой стали отделяться черные точки – бомбы, и следил за полетом, стремясь определить – в нас или мимо. Страшный вой вдавил в землю. Разрыв, второй, третий… Колебалась стенка оврага, шипели осколки, летели комья земли. Я лежал неподвижно, подавленный неожиданным налетом и оглушительными взрывами. Но вот в пике пошел второй 'юнкере', и только что пережитый кромешный ад повторился сначала. Потом третий… Бомбардировщики сделали круг и снова полетели прямо на нас. Схватив карабин, я лихорадочно зарядил его и, лежа, выстрелил в первый 'юнкере', когда он с воем пикировал на наш овражек. Напрасная попытка! Снова и снова свистели бомбы, ухали разрывы, ходуном ходила земля. Тело и нервы напряглись до предела… Наконец бомбардировщики улетели. Потрясенные бомбежкой, мы бросились из спасшего нас овражка в лес, еще не веря до конца, что не поплатились за нарушение правил маскировки.

За леском на небольшой возвышенности находилась деревня Большие Дубовицы. Комвзвода Спесин[5] сказал, что там расположился штаб артиллерийского дивизиона, в который мы должны явиться. Но теперь Спесин уже не торопился выходить из леса: искал глазами – каким путем скрытно проскочить к домам. Наверное, у него, как и у нас, все еще стоял в ушах вой 'юнкерсов', свист бомб и оглушительные звуки разрывов.

Да, здесь уже был фронт, а не тыловая обстановка. С нашей и немецкой стороны время от времени раздавались артиллерийские и минометные выстрелы. В деревне то там, то здесь слышались звуки разрывов. Еще дальше, за Большими Дубовицами, где проходила передовая,- воздух прорезали редкие автоматные и пулеметные очереди. Судя по всему, разгоревшийся утром бой стихал.

В одном из сараев, пристроенных прямо к деревенской избе, нашли начальника штаба дивизиона капитана Саксина. Он спокойно и деловито объяснил обстановку по карте и сообщил, что штаб дивизиона должен перейти на новое место. Указав новое место нахождение дивизиона на карте, капитан приказал нам идти туда, чтобы подготовить блиндаж и линию связи со штабом полка.

К вечеру, когда мы заканчивали подготовку блиндажа, туда пришли командир дивизиона майор Новиков Александр Данилович, начальник разведки старший лейтенант Манушкин, начальник штаба и несколько красноармейцев.

Ночь прошла спокойно, а рано утром, едва мы вышли из блиндажа, начался сильный минометный обстрел нашего участка леса. Первые мины разорвались совсем рядом и очень неожиданно: сперва мы инстинктивно бросились на землю, а потом побежали к блиндажу. В районе Больших Дубовиц застрекотали автоматные очереди. Наш блиндаж находился у перекрестка дорог, километрах в двух от деревни. За ночь связисты протянули линии связи па НП батарей, расположенных за Большими Дубовицами. Командир дивизиона пытался с ними связаться, чтобы узнать, что происходит на передовой. Но связь после обстрела оборвалась.

Между тем минометная и автоматная стрельба нарастала. Новиков распорядился, чтобы начальник разведки с разведчиком Алалыкиным отправились в штаб стрелкового полка, который поддерживался нашим дивизионом, и выяснили обстановку на месте. Через полчаса разведчик вернулся, таща на себе тело убитого начальника разведки. Недалеко от нашего блиндажа они попали под минометный обстрел.

Наконец восстановилась связь с командиром одной из батарей. Он сообщил, что немцы зашли с флангов и сейчас пехота отступает: артиллеристы уходят вместе с командиром батальона. Куда – еще не известно.

Бой, который начался впереди, теперь обтекал нас справа и слева. Гитлеровцы явно пытались взять в кольцо подразделения, находившиеся в прилегавшем к Большим Дубовицам районе.

Капитан Саксин достал из карманов убитого начальника разведки документы. Быстро и молча выкопали неглубокую яму и опустили в нее тело Манушкина. Через несколько минут над ней вырос холмик земли. На большее времени не было…

Опасаясь полного окружения, командир дивизиона решил отходить, приказал взять имущество и