хочу. И чтоб на высоком месте, но внизу чтоб текла река. А мимо шла дорога. И чтобы мост был через реку. А у моста трактир. А за рекой деревенька! И девки чтоб работали в поле…
Продолжая бормотать, но выговаривая слова все тише и тише, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, вельт присел у выстроившихся вдоль стены корзин, вытащил из одной бутыль вина, из другой сухую лепешку, из деревянного ларя — копченый окорок. Бутыль мгновенно полегчала на пару кубков, а окорок и лепешка соединились в огромной ручище и тоже начали частями перемещаться в объемистый живот великана. Немного погодя Орлик с сожалением осмотрел обглоданную кость и отбросил ее в сторону.
— Вот и хорошо, — пробормотал он вполголоса и добавил после недолгого раздумья: — Теперь можно было бы и поужинать, но не до того. Ладно, голод придется перетерпеть. Но потом уж нагоню, если жив буду… Так. Что же дальше? Где же этот загадочный сундучок?
Погремев сложенным в мешки кухонным скарбом Оры, морщась от боли в груди, Орлик отыскал сундук Ирунга, причмокнул губами, подивившись еще раз на искусную резьбу, и принялся набивать его едой, не забывая кое-что из найденного отправлять в рот и сокрушаться: все, что не съест, — пропадет ведь!
Наконец сундук был заполнен едой и перевязан бечевой. Подумав, Орлик стянул той же бечевой два пузатых меха с вином, еще раз припал к кувшину и только после этого снова снял со стены факел. Возле заложенного камнем прохода, который вельту удалось рассмотреть еще пару дней назад, тоже нашлось гнездо для факела. Орлик ощупал прямоугольник кладки, поковырял пальцем швы и снова поцокал языком.
— Плохая работа. Раствор слабый. Вряд ли тут, но проверить надо. Ты, вельт, не сдавайся. Ты же не мальчишка? И не болван какой-нибудь. Должен быть ход в дом Стейча.
Ведь не через улицу же пешочком добирался до своей башни маг? Ход должен быть. Не лаз, не отнорок какой-нибудь, а ход. Думай, Орлик, думай! Думай и долби…
Орлик вздохнул, покачал головой, прижал руку к больному месту, отошел на шаг, заранее скорчил страдальческую гримасу и ударил в кладку плечом.
С обратной стороны башня была огорожена высокой стеной. Правда, двор там был чуть больше, но и он стараниями Орлика был пуст и чист. За стеной темнели крыши каких-то домишек, которые продолжались на восток вплоть до серых стен городской тюрьмы. Тюрьмы теперь видно не было, а над трущобами поднимались языки пламени, доносился треск пылающего дерева и истошные крики, словно не одного человека, а сразу сотню разделывали заживо. С юга и севера башню Ирунга окружали узкие улочки, за которыми стояли усадьбы зажиточных горожан. Теперь они были мертвы. Ни искры не вспыхивало в темных окнах.
— Ну? — окликнул приятеля Насьта. — Мне нужен свет. Зажигай свечи! Потом переставим их на пол. Да надо бы разложить стрелы и дротики возле бойниц. И выбери лук, да натяни на него тетиву! Может быть, рядом со мной ты никакой не лучник, но в скирской дружине все одно был бы одним из лучших!
— Там внизу… — Марик попытался подобрать слова. — Не только воины из дома Ойду. Многих я знаю. Я узнаю голоса! Многие из них относились ко мне как к отцу, когда я был старшиной дружины.
— Так поговори с ними! — раздраженно закричал Насьта. — Такушки и такушки, мне нужно дочку спасать, пошлите подальше своего тана и пропустите меня через двор! Получится?
— Нет, — покачал головой баль.
— Тогда займись делом! — рявкнул Насьта. — Время уходит! У меня в туле за сотню стрел, из них пара десятков бесценных, но и они сгодятся на крайний случай. У тебя три корзины плохеньких стрелок, с них и начнем. Пора проредить гвардию сайдов! Или ты забыл правило наемника?
Встал под гербом тана, принимай на себя все его мерзости, как будто они были сотворены тобой, потому как все одно вымажешься с ног до головы!
— Я не был наемником! — повысил голос Марик.
— А кем же ты был? — удивился ремини. — Тебе повезло, что Скир эти годы ни с кем не воевал! А если бы сайды снова разошлись с баль или с дучь? Если бы пошли завоевывать реминьские леса? Очнись, парень!
— Ага, — зло поморщился Марик и бросился к корзине с утварью. — Парень… Все еще парень, хотя уж отмотал почти четыре десятка лет!
— Детский возраст, — усмехнулся Насьта в темноте. — Свет будет или нет?
Когда свечи запылали, Марик подхватил корзину со стрелами и невольно рассмеялся. Лицо Насьты, исчертившего черными линиями плиты у окончания лестницы, тоже было черно.
— Вот она, привычка почесывать нос, щипать себя за уши, за щеки и подбородок! — похлопал по плечу приятеля Марик. — Ты черен, как эта ночь!
— Это хорошо, — задумчиво проворчал ремини. — Советую последовать моему примеру, а то ведь твоя бледная рожа сияет во мраке, как звезда. Хороший лучник не промахнется! Если уж они в узкие бойницы не промахиваются…
Очередная стрела влетела в башню и задрожала, воткнувшись в деревянную балку.
— Крыша деревянная, — заметил Марик.
— Вот, — удовлетворенно кивнул Насьта. — Ты уже начал думать о важном. Крыша деревянная только отчасти. Сверху крыта сланцем. Но балки и стропила — деревянные, да. И я вот пытаюсь сделать так, чтобы загорелась не крыша, а та куча барахла!
— Насьта! — медленно проговорил Марик, выглянув в бойницу. — Поспеши. Прибыли воины Ойду. Я вижу факельщиков и лучников. У них с собой бревно. Наша калитка не выстоит долго.
— Много их там? — спросил, поднимая руки, ремини.
— За сотню, — ответил Марик.
— Не жалеет Ойду своих воинов, — с укоризной покачал головой Насьта и хлопнул в ладоши.
В то же мгновение тяжелый удар донесся со двора и торжествующие крики возвестили, что ограда преодолена.
— Снимай свечи с бойниц, баль, — слегка утомленно произнес ремини. — Постреляем немного. Подумать только, сколько крови собирается пролить тан, чтобы замазать красным позор сыночка! Так ведь все одно не замажет!
— Не горит, — напряженно прошептал Марик. — Куча не горит!
— Так это магия ремини, — пожал плечами Насьта. — Я разве не говорил, что многие реминьские наговоры действуют не сразу? Нет, брат, мало заворожить кучу дров, ее еще надо и полить!
— Чем ты собираешься ее поливать? — почти закричал баль.
— Кровью, дорогой, — ответил Насьта и, подхватив лук, почти не глядя, выпустил стрелу.
И пламя взвилось до уровня бойниц.
Когда Орлик все-таки разбил кладку, и он сам, и все корзины с едой и утварью, да и сундук Ирунга с двумя мехами вина были покрыты пылью. Наконец по стене пошли трещины, и она упала в темное отверстие хода. В лицо Орлику потянуло сыростью.
— Ага! — пробормотал вельт, снимая со стены факел. — И перегородка слабенькая, и раствор плохой, но сделана она была с умом — заложена в пазы, да еще скреплена металлическими штырями. А для чего? Чтобы не ходить этой дорогой? Зачем же выдолблен ход? Нет, дорогой маг Ирунг, ты, конечно, слыл хитрецом, но не мог же ты быть хитрее Орлика!
Ход был узким и низким. В какой-то момент великан даже согнулся пополам, сдирая паутину со стен подземелья и поминая всех известных ему богов, но на сотом шаге ход закончился ямой. Вельт нащупал камешек и бросил его вниз. Плеск воды раздался на счет три.
— Ага! — задумался Орлик и снял с пояса моток бечевы. Петля легла на рукоять факела, вельт поморщился и бросил факел вниз. Где-то внизу блеснул отраженный свет, огонь охватил деревяшку, пополз по бечеве, вскоре она лопнула, и факел полетел вниз, чтобы через мгновение зашипеть в воде.
— Вот так, — огорченно прошептал Орлик.
Дыра не была колодцем, несмотря на то что внизу блестела вода. Она была именно дырой, расщелиной, промоиной, шириной в большей своей части не более половины локтя, даже ведро не опустишь. Орлик поднял руку и нащупал вверху над дырой расщелину, забитую перемешанным с землей
