отряд Шломо за всю армию, решил, что планы иврим по каким-то причинам изменились. Если бы колесницы и пехота Бнаи бен-Иояды двигались быстрее, иврим застали бы арамеев врасплох и могли бы захватить Хамат-Цову прежде, чем стража заперла ворота. Но командующий Бная бен-Иояда не торопился.
На северной оконечности озера Киннерет армию встретили свежим хлебом и водой крестьяне из племён Звулуна и Нафтали, а вскоре к стану подошли и войска этих племён. От них командующий и его воины узнали, как ведут себя арамеи в захваченных ими селениях иврим. Забирают урожай, угоняют к себе скот, убивают мужчин, детей и стариков, а женщин раздают своим солдатам. Дома в селениях, посевы и колодцы они не разрушают и не сжигают, так как царь Резон обещал после возвращения в Хамат-Цову разделить по жребию обезлюдевшую землю между участниками похода. Иврим рвались в бой, они настаивали на том, чтобы армия передвигалась даже днём, после самого короткого отдыха в полдень. Командующий согласился, но время уже было упущено.
В долине перед стеной Хамат-Цовы армия иврим появилась, когда стража уже закрыла массивные ворота, обитые медью, и заняла свои посты в башнях на сложенной из огромных камней стене в десять локтей высотой. Солдаты поднимались на башни по верёвкам и попадали внутрь через бойницы. Так же по верёвкам в башни поднимали оружие, еду и запасы масла для множества факелов, которые зажигали с наступлением сумерек.
Разбив стан, иврим окружили его земляным валом, расставили внутри вала палатки, а снаружи сложили стенку из повозок. Командующий Бная бен-Иояда велел выставить сторожевые посты вокруг всего стана и дополнительные – возле обоза.
Утром воины Бнаи бен-Иояды едва успели надеть доспехи, как из города послышались трубы и барабаны, раскрылись ворота, и арамейская армия в рассыпном строю выбежала из города. Воины Хамат- Цовы были одеты в шерстяные плащи, перепоясанные широкими ремнями, на головах они носили высокие, загнутые назад колпаки. Впереди двигался отряд, называвшийся Непобедимым.
Подбадривая себя боевыми криками, барабанами и трубами, арамейские отряды мчались к стану иврим. Те готовились встретить неприятеля: одни натягивали луки, другие раскручивали над головой пращи. В ожидании команды солдаты посматривали в сторону Бнаи бен-Иояды. Никто не предполагал, что арамеи будут настолько уверены в своей силе, что начнут атаку первыми.
В тот день исход сражения решили филистимляне, разбившие лагерь за грядой скал, пересекавшей берег. Отряд их колесниц появился неожиданно и, как единое копьё, ударил сбоку по атакующим арамеям. Он рассёк надвое ряды вражеской пехоты и быстро рассеял по долине колесницы. Арамеи в панике носились по полю, рискуя получить стрелу или дротик от своих же.
Из Хамат-Цовы протрубили сигнал прекратить атаку и вернуться за городскую стену. Ворота опять закрылись. Долина была завалена трупами. После полуночи из Хомат-Цовы выехал специальный отряд с факелами. Верховые медленно объезжали поле боя, останавливаясь, чтобы собрать оружие и отпугнуть грабителей. Через некоторое время из ворот выехали повозки, рабы грузили на них трупы арамейских воинов и отвозили на площадь перед капищем бога Ану, где жрецы приготовили погребальный костёр.
На следующий день армия Бнаи бен-Иояды начала длительную осаду Хамат-Цовы.
Когда арамеям удавалось поймать удалившихся от стана иврим, они приводили их связанными под стену города, где были вырыты неглубокие ямы для приговорённых к смертной казни, и сажали туда пленных. Со сторожевых башен на сидящих в ямах сбрасывали каменные жернова, после чего разможжённые головы отсекали и бросали голодным псам. Увидив это, иврим в ярости атаковали Хамат- Цову и попадали под прицельный огонь лучников.
Бная бен-Иояда пообещал выложить дорогу, по которой въедут в город его колесницы, телами царя Резона, его приближённых и всех арамейских командиров.
Но осада грозила затянуться до начала сезона дождей, а тогда тому, кто оставался в поле, станет намного хуже. Бная бен-Иояда ходил злой, от короля Шломо поступали одни и те же приказы: атаковать бунтовщиков и молить Бога о победе.
Положение разрешилось неожиданно и для бунтовщиков, и для иврим. Во время очередной атаки, когда филистимский таран колотил в стену Хамат-Цовы, факел на шесте сторожевой башни упал в огромный чан с маслом, расколол его, и горящее масло растеклось по стене. Загорелась башня, тут же занялась соседняя, огненный ручей полился вниз, заполыхали ворота, солдат, оборонявших городскую стену, охватила паника, они спрыгивали на землю и бежали в город, крича, что бог иврим дал им огненные стрелы.
Бная бен-Иояда сам повёл бойцов в атаку, за ним сквозь дым в Хамат-Цову устремились филистимские колесницы.
Началось избиение населения и грабёж сокровищницы капища.
В Ерушалаим отправили донесение о победе, повозки с добычей, стада овец и колонну рабов. Шломо ответил приказом отстроить город, укрепить его и, пройдя дальше на север, установить там постоянный пост иврим, наподобие тех, что построили для своих купцов египтяне вдоль Дороги бога Гора. Бная бен- Иояда исполнил королевский приказ, и через несколько лет вокруг нового поста выросло поселение, которое назвали Тодмор.
К Бнае бен-Иояде подвели взятого в плен царя Резона. Командующий прорычал:
– Ты почему взбунтовался и пошёл войной на иврим?!
Царь Резон ответил:
– Иври, я не хуже тебя знаю, что мир лучше войны, ибо в мирное время сыновья хоронят отцов, а во время войны, наоборот, отцы хоронят детей. Но таков был совет оракула бога Ану, а у нас ещё никто не осмелился его ослушаться.
Глава 24
Король Шломо возвращался в Ерушалаим в Четвёртом месяце. Трудно было поверить, что совсем недавно эта земля провожала армию пышной зимней зеленью, а обе стороны дороги украшали сиреневые и алые цветы ракофот[26], перепончатые лопухи и высокие хвощи, из-за которых были едва видны ушастые головы овец обозного стада. Теперь холмы вокруг города покрылись чертополохом и жёсткими комками земли, под которыми жили худые и нервные скорпионы.
Глядя на дорогу, уходившую под железные ободья колёс, король Шломо вспомнил, как он на берегу моря наблюдал за слугами, готовившими его колесницу в обратный путь, в Ерушалаим. Они купали красавцев-коней и долго чистили прибрежным песком сбрую. Солнце стояло высоко, рассыпав по глади воды золотые блики, которые достигали морского дна.
День возвращения Шломо в Ерушалаим совпал со смертью первосвященника Цадока. Тот не болел, не мучился, умер во сне, и все поняли: Господь взял праведника к себе.
Цадоку, как и пророку Натану, исполнилось семьдесят три года. Оба они учили детей короля Давида Закону. Став взрослым и получив власть, Шломо не раз беседовал с первосвященником Цадоком то на совете в Доме леса ливанского, то в Храме, то в Школе Мудрости. Шломо ценил учёность первосвященника, его дар увидеть, понять и объяснить другим то, мимо чего остальные и сам Шломо проходили, не замечая. Цадоку дано было распознавать Божью волю в каждой букве Закона.
На следующий день после того как Цадока похоронили в погребальной пещере на Масличной горе и начался тридцатидневный траур, во дворе дома его старшего сына Азарии собрались король с приближёнными, пророк Натан с сыновьями, коэны и левиты, свободные от службы в Храме, и шейхи племён-соседей.
Уже были разосланы вестники по всей Эрец-Исраэль. Всюду, где они появлялись, слышались плач и причитания, но иврим знали, что сразу после дней траура, прежде всего, будут выкуплены пленные иврим, попавшие в рабство. Для выкупа разрешалось использовать все пожертвования, собранные в Храме, а если их не хватит, то в первую очередь необходимо вызволить из плена женщин. Затем по случаю смерти
