– Отпусти меня! Я буду говорить, о чем хочу!
На меня смотрели все. Кто испуганно, кто выжидающе. Но особенно неприятно было встретить взгляд Романа. Он смотрел на меня ничего не выражающими глазами. Просто ждал продолжения.
– Иван заходил в кабинет к Елене Викторовне? – спросила я.
– Не понимаю, – вежливо ответил он, ставя на стол опустевшую бутылку.
– Он заходил к ней в кабинет, – повторила я. – И там с ним что-то случилось. Почему телефонная трубка оказалась сброшенной? Он хотел позвонить?
Роман слегка приподнял бесцветные брови, перевел взгляд на Женю. Тот сильно, зло тряхнул меня за плечо:
– Надя, ты с ума сошла?! Ничего этого не было!
– Заткнись! – Я вскочила, с шумом отодвинув стул.
– Его убили в том кабинете, я уверена! А потом, после праздников, вы догадались наконец почистить ковер! Слишком поздно! Ему проломили голову там, а не на шоссе! Он никого не сажал в машину, слышите – никого! Его убили у вас! Его убили вы!
До меня будто издалека донесся испуганный мамин голос. Я обернулась, чтобы объяснить ей… Лица поплыли у меня перед глазами, превращаясь в цветные туманные пятна. Визг Шурочки. Чьи-то руки не дали мне упасть, а потом я, будто сквозь сон, почувствовала, что меня укладывают на диван, и смутно услышала от кого-то, что я потеряла сознание.
ГЛАВА 17
Эта женщина, чью внешность можно было вежливо назвать «обыкновенной», носила несколько претенциозное имя – Жанна. Неопределенная прическа – с натяжкой напоминающая отросшее каре. На мясистой переносице – глубоко въевшийся след от очков. Очки она сняла и теперь держала в футляре, которым беспрерывно щелкала – то открывая его, то захлопывая. Тесно сдвинутые полные колени, массивная грудь, золотой кулон, затерявшийся в складках малинового трикотажа… И неожиданно очень красивые руки – изящные кисти, заостренные тонкие пальцы, белая холеная кожа. Никаких колец, умело сделанный маникюр.
То ли она хлопала футляром, сознательно привлекая внимание к своим рукам, то ли делала это машинально. Так или иначе, звук раздражал, и Ксения резко посоветовала ей прекратить это.
Жанна подняла глаза – усталые, потемневшие от недавно пролитых слез:
– Извините… Я просто не знаю, что делать.
– Сидеть здесь и плакать – это не выход, – бросила та. – В конце концов, она взрослый человек и могла просто отправиться в гости!
– Взрослый человек? – Жанна беспомощно сложила руки на коленях. – Нет, только не она… И она бы никогда не оставила ребенка одного на двое суток… Гена никогда с ней не расставался! Он переживает…
Ребенок, нужно признать, не выглядел обеспокоенным. Скорее, скучающим. Он без интереса наблюдал за попытками своего младшего сводного брата вовлечь его в игру. Игрушки, которыми забавлялся Алеша, у него никакого энтузиазма не вызывали. Ксения изредка бросала взгляд в сторону детей, и я понимала, что она сравнивает их. Кто красивее, здоровее, кто больше похож на отца?
Я, например, считала, что тут первенство принадлежит старшему. Гена был удивительно похож на Ивана. И выглядел таким же непробиваемо спокойным. Обманчивое впечатление, скорее всего.
…Вчерашняя буря, которую я так неожиданно вы-звала, закончилась мертвой тишиной. Когда я пришла в себя – минут через двадцать, не больше, то в квартире не оказалось никого, кроме Жени. Он сидел на кухне, курил и не собирался приводить меня в чувство. На столе стояли нетронутые стаканы, до половины налитые шампанским. Оно уже успело выдохнуться. Я отпила из своего стакана, съела оливку, прошла на кухню и потребовала, чтобы Женя немедленно дал мне телефон Елены Викторовны.
Он ответил отказом. Говорил сквозь зубы, не глядя на меня. Я повторила просьбу и пригрозила, что в случае чего, знаю, как ее найти.
– Ищи, если желаешь, – заявил он. – Я никогда тебе этого не прощу.
Я спросила, чего именно он не хочет прощать. Того, что я прошу телефон, или того, что я высказала Роману? Женя заявил, что я делаю все, чтобы разрушить его карьеру.
– Роман прекрасно к тебе относится, – сказал он. – А ты вела себя, как…
Он не договорил, но слово, которое было готово сорваться у него с языка, можно было угадать. Я пожала плечами и сказала, что помолвка, во всяком случае, расстроена. И ни о каком браке и речи быть не может. Женя воспринял это сообщение без удивления. И больше не стал меня уговаривать. Я думала, что он опять исчезнет, но этого не произошло.
Вечер прошел в гробовом молчании. Мы даже радио не включали. Я прекрасно заметила, что Женя не принес с собой никаких вещей, ни единого компакт-диска. Где он их оставил? На квартире у Дины? Почему же тогда не возвращается туда? Здесь не было ничего – ничего, кроме бритвенных принадлежностей. Однако он даже не собирался уходить. Вечером я не выдержала и спросила, что он собирается делать дальше? Останется здесь или все-таки уедет?
– Не знаю, – бросил он, даже не взглянув на меня. – Сама-то останешься?
Я прикинула свои возможности. Какая у меня зарплата – до сих пор оставалось загадкой. Так же, как и то, есть у меня работа или нет. Версия насчет моей болезни могла и не пройти. Как сказала Валерия Львовна, единственной уважительной причиной прогула могли быть только собственные похороны. Завидная причина – тогда, точно, не придется ничего объяснять, и всем заботам придет конец.
– Думаю, что останусь, – сказала я наконец. – Арендная плата не слишком высокая, заработаю как- нибудь.
Женя косо на меня посмотрел:
– Ты заплатила за январь?
– Заплачу на днях, еще можно подождать.
– Откуда у тебя деньги?
Значит, до него все-таки дошел смысл моей демонстрации – деньги, которые он дал мне в последний раз, так и лежали на полочке в серванте. Я к ним даже не притронулась. Думаю, что он их пересчитал и убедился, что я не взяла ни рубля.
– Это уже не твоя забота, – независимо заявила я.
– Подумай лучше о том, где сам будешь жить. Учти – я не собираюсь быть твоей соседкой.
В эту ночь он спал на раскладушке. Сам нашел постельное белье, отыскал на антресолях запасную подушку. Я и пальцем не шевельнула, чтобы ему помочь. Меня все больше удивляла эта явная демонстрация – зачем он остается, когда все кончено? Потом мне в голову пришла неприятная догадка – возможно, он просто за мной следит…
Нам никто не звонил. Ни мои родители, ни его родственники, ни Роман. Никто. То ли они боялись это делать, то ли решили, что с них достаточно и связываться со мной – себе дороже. Я тоже не подходила к телефону. Единственный человек, которому я хотела позвонить, был пока для меня недостижим. Телефона Елены Викторовны у меня все еще не было. Когда Женя принимал вечерний душ, я второпях порылась в карманах его одежды, перелистала записную книжку. Никаких результатов. Только визитная карточка Романа. Я переписала все имеющиеся там телефоны и решила, что это уже кое-что.
А наутро, когда Женя отправился штурмовать вершины шоу-бизнеса, мне опять позвонила Ксения. Голос у нее был измученный, а тон – просительный.
– Она все еще у меня сидит, – мрачно сказала Ксения. – Эта училка вместе с пацаном. Таня так и не нашлась. Моя мама тоже тут… У нас полный бардак…
Я спросила, чем могу помочь. К перепадам Ксениного настроения я уже успела привыкнуть. Вчера она была готова плюнуть мне в лицо, сегодня просила о помощи.
– Можешь приехать? – спросила она. – В самом деле, творится что-то странное…
Я ответила, что неважно себя чувствую. Хотя тут я преувеличила. Эту ночь я спала прекрасно, несмотря на соседство Жени. И наутро почувствовала себя на удивление бодрой. Наверное, это все-таки был не грипп…
– Приезжай, сама все услышишь, – настаивала Ксения. – Боюсь, что дело серьезное.
– От меня ведь ничего не зависит, – попробовала отговориться я. Но у меня ничего не вышло. Ксения
