домой», — вяло подумала она.
Когда Юлька увидела лицо матери, ей стало стыдно, что за все время она ни разу не подумала о ней. «Надо было сразу идти домой, — укоряла она себя. — А теперь все. Не будет спокойной ночи малышам».
— Юля, что случилось? — сдавленным голосом спросила мать. — В каком ты виде? Он тебя не подвез? Отвечай же! Ты что, плакала?
— Почему ты решила? — не оборачиваясь, спросила Юлька. — Если ты про тушь и прочую косметику, то ее смыл дождь. И я дико устала.
— Ты что, шла пешком?!
— Да. У него сломалась машина. Мы были уже на Рождественском бульваре, а его колымага ни туда ни сюда… И еще этот дождина. Я его там бросила и пошла пешком. — Юлька врала вяло, без вдохновения. И сама видела, что мать нисколько ей не верит.
— Переоденься, — засуетилась мать, немного опомнившись и сменив праведный гнев на милость. — И выпей кофе.
— Ладно, ладно, — вяло соглашалась Юлька. Через несколько минут, переодевшись, она уже пила свой любимый слабый кофе с бальзамом. Мать больше не расспрашивала ее ни о чем — у Юльки было слишком мрачное лицо.
— Я пойду, у меня срочный перевод, — только и сказала мать. — Прими душ. А еще лучше — горячую ванну.
— Да, спасибо, — несколько невпопад отозвалась Юлька, и мать, вздохнув, оставила ее одну. Юлька подперла щеку кулаком и уставилась в потолок.
'Итак, он был там в тот день, — сказала она себе. — Это я могу утверждать. Тот человек сказал мне о нем. Он потерял где-то зажигалку.
Я ее нашла именно там, где жил этот человек. Он был сам не свой, когда разговаривал со мной во дворе. Неужели он убил? Открыл дверь, вошел, выстрелил… Какой мрак, какой вокруг мрак. А все было так светло, так хорошо! Мы плясали, сначала — «Муж пошел за пивом», потом — румбу. И его серые глаза смеялись… Нельзя больше думать о его глазах.
Нельзя думать о нем'.
Зазвонил телефон. Юлька услышала, как мать вышла из своей комнаты, где сидела над переводом, и взяла трубку. Потом она позвала Юльку.
— Это Макс звонил, — сказала она. — Сейчас придет. Хочет непременно с тобой увидеться. Я сказала, что ты плохо себя чувствуешь, а он ответил, что тем более должен с тобой поговорить. Какой он все-таки навязчивый.
— Как настоящий друг, — пробормотала Юлька.
Они сидели у нее в комнате, и Юлька плакала — во второй раз за этот день и, может быть, всего в десятый за всю свою взрослую жизнь.
Макс не знал, как к ней подступиться. Все, что он мог сделать, — это принести ей воды и плотнее прикрыть дверь.
— Вытрись, — попросил он. — Сегодня и так слишком мокро.
— Так обидно… — прошептала она, вытирая лицо краем простыни. Она сидела на постели, поджав под себя ноги. Зажигалка валялась рядом на покрывале. Макс взял ее в руки и внимательно рассмотрел.
— Конечно, ты стерла все отпечатки, — вздохнул он. — А какая была бы улика!
— Тебе бы только улики. А до человека тебе дела нет. — Юлька почувствовала себя легче, начиная обычную перебранку с Максом. — На тебя даже не произвело никакого впечатления то, что меня изнасиловали. Скажи-ка мне, как бы твой Фрейд объяснил этот его поступок? С точки зрения его сексуальной недоразвитости?
— Нет, с точки зрения его подавленной агрессии, — мигом ответил Макс. — Видишь ли, твой жених…
Юлька протестующе подняла руку.
— Прекрасно, твой бывший жених относится, по-видимому, к тем человеческим особям; которые подавляют в себе все эмоции, в том числе и сексуальную агрессию, до того момента, пока эта агрессия не выйдет наружу спонтанным потоком…
— Бред свинячий, — решительно сказала Юлька. — Объясни по-человечески.
— Ты сейчас оскорбила сразу двоих, — мягко заметил ей Макс. — Меня и, в моем лице, Фрейда. Но ты дикая девица, к тому же еще и изнасилованная, так что я на тебя не обижаюсь.
А по-человечески это можно объяснить так: такие люди молчат-молчат, воды не замутят, а потом разом дают выход своим страстям. Это, кстати, быстро разрушает личность. Твой Женя — тоже больной.
— А кто еще больной?
— Да ты! Про кольцо-то забыла?
— Представь, не забыла! Не до того мне было, но я вспомнила, что ты меня запинаешь, если я ничего не узнаю… Его фамилия действительно Ручников.
— Что и требовалось доказать.
— А кольцо это лет двадцать назад кто-то подарил его папаше.
— Так-так, — бормотал Макс. — Значит, мы не ошиблись… Лет двадцать назад это кольцо оказалось у них, и ты свободно могла его увидеть. Именно это кольцо… Слава богу, оно не отштамповано год назад. А то бы я просто рехнулся.
Юлька задумчиво смотрела на него:
— А знаешься, по-моему, сделала одну глупость. Я Жене сказала, что фамилия моей матери вовсе не Краевская… Помнишь ту идиотскую историю про мой номер телефона? Вот я и решила его поддразнить. Что на меня нашло — не знаю. Правда, тогда я еще не нашла зажигалку. Да и вообще — не боюсь я его, хоть ты меня режь! Не верю я, что он может меня убить.
— Про телефон ты зря сказала. Он теперь будет настороже. Как он это объяснил?
— Нагнал мне про какого-то парня, который на вечеринке дал ему мой телефон. У меня он, видите ли, постеснялся попросить.
— Скверно, скверно… — Макс поднялся и посмотрел на часы. — О, черт, полночь! Мать мне голову оторвет. Даже две матери. Твоя, по-моему, уже на подходе к этому. Ладно, я пошел. А ты смотри мне — никаких шагов без моей санкции. Обо всем советуйся со мной И будь очень осторожна со своим роковым мужчиной.
— Я уже была осторожна, — уныло сказала Юлька. — Захлопни дверь. Сил нет провожать…
А роковой мужчина лежал в своей комнате, на тахте, освещенной нежным зеленоватым светом. И на душе у него было очень скверно.
— Женюрочка, — тихо пропели в щель закрытой двери. — Можно к тебе?
И, не дожидаясь ответа, мать открыла дверь и вошла. Он даже не повернулся в ее сторону.
— Женюрочка, посмотри на меня, — попросила мать, присаживаясь рядом.
— Сколько раз я просил тебя не называть меня этим идиотским прозвищем! Что тебе надо от меня? Чего ты еще хочешь?
Мать протянула руку и осторожно погладила его по плечу. Он дернул плечом, и ее рука упала. Мать вздохнула.
— Ты мог бы и понять меня, — прошептала она. — Ведь все ради тебя…
— Ма, я ничего уже не хочу. Мне паршиво.
Оставь меня в покое.
— Женя… Женечка, но ведь все обошлось, разве не так? — тревожно спросила мать. — Ты ей все объяснил, верно? Она поймет, ей даже лестно будет…
— Что за тон у тебя! Говоришь, как старая сводня.
— Боже мой, как ты можешь! — воскликнула Елена Александровна. — Не ожидала от тебя. Почему как сводня? Я просто учу тебя, что делать…
— Учишь гадостям.
— Какие же это гадости, — всплеснула она руками. — Ты ведь женишься на ней! Ну, теперь она, конечно, немного сердита… Но все женщины так похожи, поверь мне. Уже сейчас она думаете что, все было
