Если бы не проклятый насморк и не Антоново «задержусь после работы», то настроение было бы хорошим.
У метро «Маяковская» дивный запах свежей выпечки. К дороге выкатили будку с пирожными, пиццей и пирожками. Пышная улыбающаяся тетка в белом накрахмаленном чепце торгует слойками.
– Берите с мясом! Они вкусны-е-е-е-е… – подмигивает мне свысока, из маленького окошка.
Я придирчиво изучаю ассортимент. Слойка с печенью, слойка с малиной. С ананасом и с изюмом. С домашним творогом. Нет, пожалуй, к парочке киви, которые дозрели на шкафу и теперь едут со мной на работу, больше всего подойдет…
– Дайте слойку с лимоном.
Тетка радуется, берет полными пальцами в золотых кольцах длинную, как язык лошади, слойку, по бокам которой блестит лимонный джем, и торжественно вручает мне:
– Приятного аппетита!
И вам, и вам… Поди целый день эти слойки лопает, судя по формам.
Моя непосредственная начальница в «Гале», выпускающий редактор, – рыжеволосая дама лет сорока, с востреньким носиком и тревожными зелеными глазами, пьет большими глотками холодную воду на редакционной кухне:
– Маша, вас в детстве часто ругали?
– Нет, почти никогда.
– Тогда вам будет здесь нелегко. – Поставила пустой стакан в мойку и вздохнула: – Сусанна Ивановна определила вам восемь полос. Это много, Маша, очень много. Приступайте немедленно.
Мне достались рубрики «Путешествие», «Гороскопы», «Народная медицина» и слезливый рассказ о психологических проблемах с комментариями.
В небольшой комнате, где размещалась редакция еженедельника «Галя», сидели пять редакторов, верстальщик-дизайнер и два корректора. Каждому работнику положен стол, компьютер, лоток для бумаг и канцелярский набор в черном стакане на крутящейся ножке. «Галя» – часть большого издательского дома, которым руководят немцы. Хорошая репутация, хорошая зарплата, сносный социальный пакет. Порядок и чистота: влажная уборка два раза в день. На стол можно поставить одну фотографию и на компьютер посадить одну игрушку – не больше! Об ограничениях в тематике фотографий и игрушек на бумаге, которую мне дали подписать, ничего не сказано. Значит ли это, что я могу поместить в рамочку откровенное «ню», а на монитор водрузить небольшой дилдо?
Редакторицы приветливые, улыбаются, глаз меж тем от мониторов не отрывают, стучат по клавиатуре беспрерывно, как заведенные, выдают на-гора тексты. Останавливаться нельзя: завалишь сроки. Откуда же у них столько мыслей? Или они совсем не думают, когда пишут? Смогу ли я так же, как они?
Воображение нарисовало живую картинку позорного изгнания с работы за профнепригодность. Сусанна Ивановна в картинке кричала нецензурно, выпускающая Марина скорбно качала головой, Надюха пугливо пряталась под столом…
Я принялась за текст неизвестного автора, куцый и корявый, с массой смысловых и словесных повторов, без логики и чувств, но главное – абсолютно неинтересный. Страстно захотелось курить, впервые за пять лет, что я рассталась с этой пагубной привычкой.
– Фигня, – сказала Надюха, выслушав мои стенания и смачно затягиваясь сигаретой, – привыкнешь. Просто перепиши текст и все. От начала до конца, от первой буквы до последней.
– Я не успею! Восемь же полос…
– Успеешь, куда денешься, – возразила Надька. – У тебя другого выхода нет.
Надюха курирует полосы про моду и красоту, она на них собаку съела. Пишет все за полчаса, а потом сидит и с озабоченным видом читает эротические сайты. Сегодня пришла в полосатых зебрячих гетрах. Милитари-джинсовая юбка, короткие сапожки на тонком каблуке и эти гетры до колен в черную и белую полоску. Красота… Целый день все: мужчины и женщины, вне зависимости от возраста и ориентации – смотрели на Надькины ноги. Несчастные охранники перестали охранять – ждали, когда Надька пойдет курить, чтоб еще раз хоть одним глазком взглянуть на ее гетры.
– Не волнуйтесь так, Машенька, – прошептала мне на ухо Лидочка, редактор больших рассказов и маленьких страстей. – На вас же лица нет…
Лидочка сидит слева, печатает вслепую, время от времени грустно поглядывает на часы, отпивает глоток минеральной воды из пузатой кружки с коровами и возвращается к тексту.
– Лида, а вы давно здесь работаете? – тихонько спрашиваю я.
– Ох… Давно… И все на рассказах про любовь… И до этого, в другом журнале, тоже – про любовь. Я могу писать по три рассказа в день. И все про страсть, про нежность, измену и чудесное воскрешение чувств.
Лидочка строго смотрит на фотографию, которая стоит у нее на столе. Оттуда ей улыбается мужчина лет пятидесяти с благородной прибалтийской сединой, две молодые женщины в одинаковых блузках и трое лопоухих мальчишек. Это Лидочкина семья – счастливая и скучная На подоконник со стороны улицы приземлился воробей и страстно зачирикал. Повертел маленькой серой башкой, клюнул стекло, выругался и улетел. Весна наступает. Все хорошо, если бы не этот ужасный текст.
Следующие три часа я провела в полном бреду, переписывая авторский оригинал.
– Нда…. – мрачно сказала Марина, дочитывая мой шедевр. – Это совсем не то, Маша, совсем не то.
Холод подступил к больному горлу. Заплакали в сумке забытые киви.
– Какая у вас задача, Маша?
– Написать о путешествии в Гренландию.
– А вы что сделали?
– Написала…
– Я вижу, что вы забили бумагу буквами. Это не главное. Вы должны поднять настроение нашей читательнице. Чтобы она прочитала ваш текст и возрадовалась.
– Но я не была в Гренландии…
– Это не имеет значения, я тоже не делала подтяжки на бедрах. У читательницы, Маша, должно возникнуть ощущение, что она побывала в Гренландии, понюхала вечную мерзлоту, купила гренландских сувениров и отобедала в недорогом (подчеркиваю – недорогом!) местном ресторане. Наша «Галя» небогата, но ей тоже хочется путешествовать и получать от этого удовольствие. А вы что пишете? Смотреть нечего, погода ужасная, без знания языка чувствуешь себя идиотом, а цены зашкаливают. Все переписать, Маша, все переписать… – Марина поправила очки и посмотрела на меня как на незнакомого покойника – с легким сожалением, но без жалости. – И еще. Знаете, что самое главное в нашем деле? Заголовок. Что у вас? «Холодное обаяние ледяного острова». Сусанна Ивановна это зарежет сразу, без объяснения причин. Садитесь, Маша, и конспектируйте.
Я послушно взяла ручку и листок бумаги.
– В заголовке должно быть не менее было четырех слов, одно из которых – обязательно глагол. Слова должны быть эмоционально окрашены. В заголовке нельзя использовать слова из названия рубрики, подзаголовков и выносов. Ни в коем случае не должно быть негативного оттенка. Холодный, ледяной – это не пойдет. Никаких пошлостей или затертых метафор. Никаких заумных слов вроде «инфантилизм», «тандем», «завуалированный»… Так, что еще… Нельзя слишком сложно. Но нельзя и слишком просто. И никаких «добрых советов», «простых шагов» и тому подобных клише. Понятно? Вопросы?
– А что же остается?
– Думайте, Маша, думайте. Может, чего и придумаете, – голосом, полным безнадежной усталости, закончила обучение Марина. – На хороший заголовок уходит половина времени, которое вы тратите на работу с текстом.
– Фигня, – сказала Надюха, затягиваясь сигаретой. – Это только кажется, что кошмар. Это еще не кошмар, поверь мне.
– Может, мне самой уйти, пока не опозорилась окончательно?
– Ни в коем случае! Нас… это… а мы – крепчаем, – воинственно подняла Надька палец вверх.
Охранник оглянулся на нелитературное выражение, заметил, что источник в сексуальных гетрах, и улыбнулся.
