каждом уроке, возгораясь страстно, взбирался на учительский стол и произносил пламенные речи о том, почему корабль плывет, а самолет летит, а не наоборот, то я бы и смогла понять суть окружающего меня мира. Однако Арнольд Борисович был никакой, как столовская подливка, пересказывал учебник сидя, ораторство искусством не считал и так ни разу и не пришел в класс с шеей, свободной от улиточной удавки.
Чайник щелкнул серой кнопкой и громко, с чувством глубокого удовлетворения выдохнул – закипел. Я придирчиво осмотрела тонкий пакет, в который была завернута слойка с лимоном, купленная пару дней назад. Полиэтилен прилип к сладким лимонным ушкам, тонкая спинка зашелушилась поджаренными хлопьями. Я аккуратно отлепила пакет, понюхала несчастную. Слойка состарилась, но не умерла. Налицо признаки легкой гипоксии, однако следов полной асфиксии нет. Поддается реанимации. Лучше всего – в микроволновой печке. И неплохо было бы запомнить, как она включается. Ну кто так делает микроволновки? Только злобные империалисты. Они рисуют на панели управления черточки, пишут циферки и ставят крестики. Что это означает – непонятно. Другое дело печка у меня дома – там все предельно ясно. Нарисована общипанная курица лапками-костями вверх, снежинка величиной с курицу же, идеально круглый торт и тарелка, и сразу все понятно, никаких вопросов.
– Может быть, я могу помочь? – послышался за спиной молодой мужской голос.
На пороге редакционной кухни стоял юноша лет двадцати пяти в потертых джинсах и байковой клетчатой рубашке. Я давно пытаюсь заставить мужа купить такую рубашку, она выглядит так уютно, что даже на расстоянии чувствуется тепло. Где-то я этого паренька уже видела…
– Меня Лешей зовут, мы с вами в лифте застряли, – опередил он мой вопрос и улыбнулся, широко, открыто, по-детски.
– Ой, ну конечно! – Я чуть не треснула себя по лбу. – Конечно, помню! У тебя еще волосы были так коротко подстрижены, как будто их и не было вовсе.
– Да, мама меня тоже ругала.
Какой приятный мальчик. И улыбается так наивно, прямо как мой Гришка.
– Леш, – вспомнила я о своей беде, – мне бы булку погреть, а я с этим керогазом вражеским не разберусь никак!
– А вас как зовут? – спросил Леша, склоняясь к микроволновке.
– Маша.
– Как мою маму. А булочку погреть просто. Поворачиваете ручку на единичку – все. Ждите. Одной минуты вполне достаточно.
Хорошие глаза у него, чистые, светлые. Редко встретишь человека, у которого такой чистый цвет глаз настоящего, эталонного голубого цвета. Гм… Может, педик? Тьфу, глупость какая! Разве цвет глаз определяет сексуальную ориентацию?
– Так твою маму Машей зовут? И мою свекровь тоже. Она вообще мне полная тезка.
– Вы замужем?
– Да. У меня и сын есть. Лешенька, в моем возрасте женщина должна быть замужем, иначе она будет считаться безнадежной.
Звякнула кокетливо микроволновка, слойка с лимоном, как куртизанка, распаренная в бане, развернула чресла с ароматным лимонным джемом.
В кухню заглянула Надюха.
– Маш, тебя там Марина ищет. Насчет комментария психолога.
– Блин! Я так и не придумала еще два совета, следуя которым мать-одиночка сможет вернуть взбрыкнувшего кавалера, невзначай ставшего отцом…
– Пошли покурим со мной, я что-нибудь придумаю, – предложила Надюха.
– Можно посоветовать, чтобы она познакомилась с его родителями, – осторожно сказал Леша. – Пусть они сначала полюбят внука, может быть, потом смогут повлиять на сына…
Мы с Надькой переглянулись.
– Гениально! – похвалила Надюха.
На широком крыльце издательского дома у курительных урн многолюдно по случаю первого по-настоящему теплого солнышка.
Надюха подставила гладенькую мордочку солнцу, промурлыкала:
– Лепота…
– Ты мне третий совет изобретай, не отлынивай, – сделала я страдальческое лицо.
– Фигня! Пять секунд – и сообразим что-нибудь. Или догоним твоего ухажера, он придумает.
– Хороший мальчик. Чем-то на Гришку похож.
Надька пошевелила левой бровью:
– На кого?
– На малыша моего.
– Очень похож? Может, он того-с… родственничек?
– Надя, что за пошлые шуточки? Я ему в матери гожусь…
– Ага, сын такой, я представляю. Он на тебя дышит, не чувствуешь?
– Что значит, дышит? Он ко мне как к матери, он сам сказал.
– Для таких сыновей в Интернете целые сайты есть, геронтофилы называются, – хихикнула Надька.
Вот балда. Все у нее про секс, все про секс. Как будто других отношений между людьми быть не может.
– Маша, вы забыли вашу булочку, она опять остыла… – услышала я над ухом горячий шепот.
Леша тоже вышел покурить. В левой руке он держал пачку сигарет «Парламент», а правой аккуратно, почти невесомо обнял меня за то место, где лет десять назад у меня была талия.
Глава 10
Принц из «Золушки»
Внезапно наступила весна. Такое впечатление, что она терпеливо стояла за дверью, пока завывали снежные вьюги, и сегодня, пнув демисезонным ботинком в дерматиновую обшивку, гордо вошла. Расправила плечи, дохнула свежим теплом и осмотрела свои владенья.
В связи с этим моментально нарисовались две проблемы: у Гришки нет куртки, а у меня – туфель. С курткой проще – можно пока поносить девчачью, которую отдала мне подруга Варя. Ее дочка, хоть и младше Гришки, но выше и толще, потому курточка ей стала мала. А вот туфель мне Варька не отдала. А жаль, обувь у нее хорошая.
Утром Гришка сосредоточенно смотрел на пакетик из-под шоколадного коктейля «Несквик». Бока у пакета впалые, из отверстия торчит обгрызенная полосатая трубочка – малыш коктейль выпил.
– Мама, а корова дает какао?
– Нет, конечно. С чего ты взял, что она дает какао?
– А почему на пакете с какао нарисована корова?
– Корова, заметь, очень маленькая. На этом пакете явно самый главный – заяц.
– Значит, какао дают зайцы?
– Выходит, что да. Их ловят специально обученные зайцеловы и доят из теплых животов шоколадный коктейль!
– Маша, ну что за бред несешь! – поморщился Антон, забегая в кухню. – Ты не видела мой мобильник? Он где-то звенит, я его слышу…
– Он звенит у тебя из куртки, а она висит в коридоре, – сказала я.
Конечно, я говорю глупости. Про зайцеловов-то. Но порой ребенку так сложно объяснить реалии этого мира, что проще придумать забавную ложь, безобидную и веселую.
Вот, например, про рекламу. Мой почти пятилетний сын – настоящая жертва рекламы. Дело в том, что у Гришки есть мечта. Нормальная мечта современного ребенка – он хочет превратиться в человека-паука. А что удивительного? Я в принципе не против, я человек довольно терпимый к чужим причудам, не то что наш папа. Представляю: просыпаемся мы с утра, а там где лежал наш милый мальчик, с длинными ножками, с пушистыми, как у девочки, ресницами, с нежной бархатной кожицей, раскидало красные лапы безглазое тело, изрисованное черными ромбами паутины. Мужа хватит удар, а я, думаю, переживу. Главное – чтобы ребенок был счастлив.
