—
Изолируете? — отстраненно поинтересовалась я.
—
Изолирую, — кивнул конвоир.
—
Господин Стеймацки, а что именно я не должна видеть в ходе нашей поездки: планировку улиц города Нью- Йорка или косматый затылок вашего водителя?
—
Таковы правила, мэм. Вы иностранная подданная, мэм, и попали в Штаты… м-м-м… не совсем обычным путем.
—
Вы что, на самом деле верите, что я смогу когда-ни- будь вернуться в Москву и рассказать на Лубянке, что в номерах отеля «Мэриотт» после двенадцати ночи не отключают горячую воду?
Мой провожатый вздохнул.
—
Мисс Мальцева, я просто исполнитель и только. Рядовой чиновник с рутинными обязанностями в некоем департаменте, о котором пишут и придумывают значительно больше, чем он того заслуживает. Мне было приказано доставить вас в целости и сохранности по указанному адресу. Меня зовут Лука Бенедикто Стеймацки, до пенсии мне осталось три месяца, семь дней и семнадцать с половиной часов. И клянусь пресвятой девой Марией, что я выполню это поручение, дабы не лишиться честно заработанной пенсии, которая даст мне возможность уйти на заслуженный отдых и навсегда отгородиться от человеческой глупости.
—
Вы считаете этот план реальным?
—
Какой именно? Мой уход на пенсию?
—
Нет, я имею в виду самоизоляцию от человеческой глупости.
—
А почему бы, собственно, и нет? — мой конвоир недоуменно пожал плечами.
—
Вы идеалист, господин Лука Стеймацки, — тихо сообщила я.
—
Да ну?! — Стеймацки одарил меня каким-то особым взглядом. Так брезгливые мужчины смотрят на совершенно посторонних грудных младенцев, которых, по странному стечению обстоятельств, необходимо срочно выкупать и перепеленать.
—
Ага. День, когда вы действительно сумеете отгородиться от человеческой глупости, будет выбит на вашей надгробной плите в виде даты смерти. Сделать это при жизни, насколько мне известно, не удавалось еще никому…
Стеймацки открыл рот, явно желая возразить, но потом, видимо, передумал и, протянув вперед руку, выдвинул вмонтированный в спинку переднего сидения объемистый бар с бутылками и хрустальными стаканами.
—
Пить хотите, мэм?
—
Нет.
—
А выпить?
—
Тем более.
—
Не пьете вообще? — Стеймацки смотрел на меня с нескрываемым интересом.
—
Ага, — кивнула я. — Боюсь спиться. Вы же понимаете, — при моем-то образе жизни…
—
Может, вы проголодались?
—
Вы не говорили, что одним из условий транспортировки в этом собачьем ящике является поддержание моего веса.
—
Юджин вас так и описывал, — без всякой связи пробормотал Стеймацки и вздохнул.
—
Как это «так»? — я сразу же насторожилась.
—
Он сказал, что вы, мисс — аномальная женщина.
—
Вы уверены, что правильно его поняли? — Я полуобернулась к Стеймацки. Женское начало, пребывавшее, казалось бы, в беспробудной летаргии, вдруг на секунду проснулось и открыло глаза. — Может быть, он сказал «аморальная женщина»?
—
Мэм, — ледяным голосом откликнулся Стеймацки, глядя в непроницаемое черное стекло так, словно видел его насквозь. — Не знаю, с кем вам раньше доводилось сталкиваться, но я в свое время закончил Корнельский университет, если название данного учебного заведения вам о чем-нибудь говорит…
—
Как вы думаете, господин Стеймацки, это комплимент? — с некоторым промедлением откликнулась я, думая о своем.
—
Вы имеете в виду мою учебу в Корнельском университете?
—
Я имею в виду аномальную женщину.
—
А-а-а… — Стеймацки понимающе кивнул, потянулся к бару, плеснул в широкий толстый стакан немного виски, набил его доверху льдом и как следует приложился к своему типично американскому питью. — Я обычно доверяю не словам, а тону, каким они сказаны. Или выражению лица. Возраст, знаете ли. Так вот, у Юджина оно было… как бы это точнее сказать… Ну, словно отвязанное. Понимаете, что я имею в виду?
—
Еще как понимаю! — кивнула я. — Мало того, я даже догадываюсь, от кого именно оно было отвязано…
—
Боюсь, что вы меня не так поняли, мэм, — осторожно проговорил Стеймацки, и уголки его губ, словно усы гусара, вздернулись еще выше.
—
Как и все мужчины, господин Стеймацки, — желчно процедила я, — вы серьезно переоцениваете сложность собственной натуры. Многомерность, сударь — это понятие геометрическое, и к черепной коробке мужчин отношение не имеющее в принципе. Поверьте моему личному опыту.
—
По-моему, я что-то не то сказал, — пробурчал Стеймацки под свой вологодский нос.
—
Ну, что вы? — мрачно выдавила я. — Вы так мало говорите, что даже теоретически застрахованы от того, чтобы сказать что-то не то. Последний вопрос, господин Стеймацки, и я дам вам от себя отдохнуть: может, сообщите девушке, куда мы едем?
—
Неблизко, мэм.
—
Неблизко?
—
Неблизко, — флегматично подтвердил Стеймацки.
—
Это что, название штата?
—
Штат, о котором вы подумали, называется Небраска, — буркнул мой провожатый. — Мы же едем в Вашингтон.
—
Господин Стеймацки, вы уж меня извините, но когда в школе проходили географию США, я болела свинкой… Вашингтон, в который вы меня везете — это тот самый?
—
Тот самый, мэм, — кивнул Стеймацки. — Федеральный округ Колумбия.
—
Похоже, что после двухнедельного заточения меня решили познакомить с Америкой? К чему бы это?
—
Скорее наоборот, — словно пробуя каждое слово на язык, ответил Лука Стеймацки и протянул мне здоровенный бутерброд с ветчиной и салатом. — Это Америка решила узнать вас поближе.
—
Хрен редьки не слаще, — вздохнула я по-русски и впилась зубами в дареный бутерброд.
—
Вкусно?
—
Скажите мне, господин Стеймацки, а?..
—
Вместо одного вопроса, мисс Мальцева, вы задали уже пять.
—
Четыре, — уточнила я. — Обещаю вам, что этот — последний.
—
Что еще?
—
Собственно, это даже не вопрос. Я хотела поделиться с вами неприятным ощущением.
