—
Что ты ответил?
—
Я сказал, что это была ваша идея.
—
То есть, ты солгал первому заместителю КГБ СССР, — уточнил Андропов.
—
Но решение действительно принимали вы, Юрий Владимирович…
—
Ты рассказал ему о Мишине?
—
Только то, что он находится в бегах.
—
Он спрашивал, при каких обстоятельствах тебя взяли американцы?
—
Да.
—
Что ты ответил? Собственно, зачем я спрашиваю? Ты наверняка постарался выгородить себя и изобразить все таким образом, чтобы представить провал в Волендаме как грубую ошибку Центра, верно?
—
Я вообще не вдавался в детали, — пробормотал Матвей и покраснел.
—
Короче, Матвей, практически ты рассказал Циневу все, что знал?
—
Нет, Юрий Владимирович, я только отвечал на его вопросы.
—
А Цинев умеет их задавать, — медленно, словно напоминая об этом самому себе, проговорил Андропов.
—
Умеет, — унылым эхом откликнулся Тополев.
—
Скверно. Очень скверно, Матвей… — выражение лица Андропова оставалось бесстрастным и только глаза как-то неестественно заблестели. — Зачем ты это сделал?
—
Он сказал мне, что я покойник, — быстро проговорил Тополев, не глядя на своего бывшего шефа. — Что я — свидетель, которого вы без колебаний уберете сразу же после того, как основательно выпотрошите. И только он может гарантировать мою физическую неприкосновенность. Что только он является гарантом моей безопасности. Идея противовеса, Юрий Владимирович… Его доводы показались мне логичными. В самом деле, Юрий Владимирович, ИМ я необходим как живой свидетель, в то время как для вас я — отработанный материал, мусор, живое напоминание о серии катастрофических провалов… То, что я так о многом рассказал Циневу — это ужасно, я понимаю. Но, с другой стороны, меня тоже можно понять! После того как я очутился в одиночке, со мной практически не разговаривали, меня забыли, Юрий Владимирович!
—
Тебе известен характер моих отношений с Цвигуном и Циневым, не так ли?
—
Да, Юрий Владимирович.
—
Тебе известно, КАКУЮ именно функцию выполняют два этих, с позволения сказать, генерала в центральном аппарате КГБ?
—
Да, Юрий Владимирович, мне это известно.
—
Так как же ты, умница, аналитик, человек, участвовавший в разработке стратегических операций советской внешней разведки, мог купиться на такую туфту, а?! — Губы Андропова сжались в брезгливой гримасе, — Неужели ты не понимаешь, Матвей: идет борьба за высшую власть в стране, война против меня лично. И тебя, трусливый мальчишка, сопляк, использовали в этой кремлевской междоусобице как дешевую провинциальную проститутку за коробку конфет и обещание московской прописки…
—
Я боролся за свою жизнь, — без особой уверенности в голосе возразил Тополев. — Мне нужно было что-то предпринимать…
—
А что ей, собственно, угрожало, твоей жизни? А, Матвей? Смотреть мне в глаза! — голос Андропова сорвался на крик и тут же вновь стал сдержанным, негромким. — Ты был включен в список людей, подлежащих обмену, надеюсь, ты это помнишь? Из-за тебя, паршивца, отпустили на вольные хлеба редкую в наших краях птицу — кадрового агента Моссада, а еще одного человека, кстати, немало сделавшего для нашей страны, сдали американцам просто так, в качестве нагрузки. Хотя теперь я понимаю, что куда проще и правильнее было выронить тебя, Матвей, из того самого самолета, который специально из-за тебя гнали в Цюрих и обратно!
—
Меня две недели держат в одиночной камере…
—
А где, по-твоему, тебя должны были держать? Особенно, после того, как тебя, Матвей, словно мешок с Дерьмом, переправили в Лэнгли, вытащили из тебя всю информацию и вернули обратно из-за предложенного нами же, твоими товарищами по работе, обмена? В санатории? В сауне с березовыми веничками, водкой и бабами? Или в твоей пятикомнатной квартире на Кутузовском в окружении жены и тещи?..
Уперев локти в колени Тополев сидел, обхватив руками голову и чуть заметно покачивался из стороны в сторону.
—
Переизбыток адреналина в крови полностью нейтрализовал, уничтожил твои блестящие мозги, Тополев, — Андропов говорил ровно, уже без всяких интонаций, словно зачитывал текст приговора. — Ты трус, Матвей Тополев, и, очутившись в тюрьме, повел себя как самая настоящая истеричка. Думаю, что даже у обслуживающего персонала в столовой КГБ больше мужества, чем у тебя. Если бы животный страх не парализовал твои хваленые извилины, то ты сообразил бы, что, после возвращения в Москву, ничего твоей драгоценной жизни не угрожало. Ни-че-го, Матвей! В противном случае тебя бы закатали в асфальт там, в Женеве, сразу же после того, как американцы передали тебя в наши руки, а не везли спец- самолетом в Москву. Тюрьмой он, видите ли, недоволен! — Андропов так сильно стукнул кулаком по столу, что верхнее яблоко из фруктовой пирамиды, заботливо уложенной в хрустальной «лодочке», гулко скатилось на полированный стол и, побалансировав самую малость на краю, бесшумно упало вниз, на толстый ковер. — А ты рассчитывал на апартаменты в «Национале», сопляк?!
—
Извините меня, Юрий Владимирович… — Андропов отчетливо увидел, как на длинных ресницах подполковника задрожали слезы. — В какой-то момент мне показалось, что я уже никому не нужен, что меня решили заживо похоронить в этой страшной камере… Вы правы: я действительно испугался…
—
Мне не нужны твои извинения, Матвей. Слишком поздно… — Андропов снял очки и стал массировать переносицу большим и указательным пальцами. — Если, благодаря твоим излияниям, к власти придут ОНИ, — председатель КГБ коротко кивнул в сторону огромного окна, из которого отчетливо просматривался шпиль Спасской башни, — то тебя ликвидируют немедленно…
—
А если нет?! — голос Тополева звучал хрипло, с надрывом. — Я откажусь от своих показаний, Юрий Владимирович! Я скажу, что все это просто придумал, что генерал Цинев спровоцировал меня на откровения, угрожая физической расправой, смертью…
—
Кому ты это скажешь? — Андропов подслеповато уставился на своего помощника. — Им? Перед расстрелом?
—
Но…
—
Значит, мне? — уточнил Андропов. — В том случае, если я останусь в этом кресле?..
Андропов водворил очки на мясистый нос и в тот же момент бифокальные стекла зловеще блеснули:
—
А мне это уже не нужно, Матвей. Ни твои признания, ни, тем более, раскаяния. Твой финал ужасен, Матвей Тополев. Ибо страх в одиночной камере, панический ужас ожидания смерти достанет тебя даже быстрее, чем пуля в затылок, которую ты заслужил по всем законам профессиональной справедливости. Прощай, Матвей Тополев, ты мне омерзителен…
Андропов нажал кнопку селектора.
—
Арестованного в камеру, — коротко бросил председатель КГБ, глядя в глаза дежурного офицера в штатском. — Тем же маршрутом, что и привели. Все свидания с арестованным — только по моему устному разрешению. Никаких исключений. Никому! Ясно?
—
Так точно! — кивнул офицер.
—
Выполняйте!
«Ну, вот и все… — Андропов снял очки, аккуратно положил их перед собой и откинулся в кресле, закрыв глаза. — Осталось только подождать чуть-чуть, пока топор, занесенный врагами
